Советский и российский филолог, культуролог, искусствовед, доктор филологических наук, профессор. Председатель правления Российского фонда культуры.
- Родился: 28 ноября 1906 г., Санкт-Петербург, Российская империя
- Умер: 30 сентября 1999 г. (92 года), Санкт-Петербург, Россия
- Чем известен: автор фундаментальных трудов, посвящённых истории русской литературы и русской культуры; пропагандист нравственности и духовности
- Цитата: Жить в нравственном отношении надо так, как если бы ты должен был умереть сегодня, а работать так, как если бы ты был бессмертен. (Заметки и наблюдения: из записных книжек разных лет).
**************************************************
https://bookscafe.net/author/lihachev_dmitriy-5772.html —
Лихачев Дмитрий — скачать бесплатно все книги автора.___________________________________________ Наши Ориентиры. Поклон! Аминь.Ом ___________________________________________ Дмитрий Лихачев. Собрание сочинений (34 книги)Название: Дмитрий Лихачев. Собрание сочинений (34 книги)
Автор: Дмитрий Лихачев Издательство: АН СССР, Наука, Просвещение, Искусство, Современник, СПбГУП, Логос, Алетейя Год: 1942-2017 Формат: PDF, DjVu, FB2 Страниц: 1000+ Размер: 810.9 MB Собрание сочинений Дмитрия Сергеевича Лихачева — выдающегося советского и российского ученого, доктора филологических наук, профессора, академика. Его творческое наследие чрезвычайно обширно и разнообразно, исследования касались различных вопросов истории литературы, культуры, искусства. Но в первую очередь имя Д.С. Лихачева связано с древнерусской литературой, в изучение которой он внес огромный вклад, был ее неутомимым пропагандистом. Кроме сугубо научных трудов, в его творчестве присутствуют учебные, биографические и публицистические произведения.//https://litmy.ru/knigi/kultura/219994-dmitriy-lihachev-sobranie-sochineniy-34-knigi.html
|
Лихачев Д.С. Воспоминания читать онлайн — http://opentextnn.ru/man/lihachev-d-s-vospominanija/
**************************************************
Лихачев Д. Л65 Я вспоминаю.— М.: Прогресс, 1991.— 256 с.
****************************************************************************************************
ПРИЛОЖЕНИЕ
Русская интеллигенция, открытие №3: Д.С. Лихачев | Воспоминания
«И с этим чувством жалости и печали я стал заниматься в университете с 1923 г. древней русской литературой и древнерусским искусством. Я хотел удержать в памяти Россию, как хотят удержать в памяти образ умирающей матери сидящие у ее постели дети, собрать ее изображения, показать их друзьям, рассказать о величии ее мученической жизни. Мои книги — это, в сущности, поминальные записочки, которые подают «за упокой»: всех не упомнишь, когда пишешь их, — записываешь наиболее дорогие имена, и такие находились для меня именно в древней Руси.»
Воспоминания Дмитрия Сергеевича оказались очень неожиданной и прекрасной находкой, слушала/читала с удовольствием и огромным интересом, планирую обязательно перечитывать.
Я как-то мало знала о Лихачеве до сих пор. То есть я знала, как и многие, что это «ум, честь и совесть русской культуры», кое-что читала из его эссе и статей и относилась к нему с эдаким отстраненным уважением. Но его жизненный опыт, его семья, его отношение к близким людям и друзьям, его личные убеждения и его удивительные «настройки души» стали для меня полным открытием. В частности, я понятия не имела, что он ТОЖЕ был политзаключенным [мне теперь кажется, что надо спрашивать — а кто НЕ БЫЛ политзаключенным в те годы?]. Тем более неожиданным для меня стало то, что в гулаг Лихачев попал за свои религиозные убеждения и что вообще это глубоко верующий человек — с ранних лет и на всю жизнь. И, конечно, если бы я знала о том, что у него есть такие дивные воспоминания, я бы их уже давно нашла и прочла, но наткнулась я на них совершенно случайно.
Собственно, такие цельные воспоминания и вышли-то в приличном издании достаточно недавно, как я понимаю, до этого публиковались в разных местах и под разной редактурой отдельные разнородные заметки и подборки.
Так вот, воспоминания эти потрясающе интересные и приятные.
Интересные — потому, что они охватывают несколько «эпох» и общественных явлений, и Лихачев был достаточно разносторонним, наблюдательным и умным человеком, чтобы подметить в них важные и любопытные вещи, о которых раньше никто не говорил или не говорил об этом ТАК. Казалось бы, что нового можно прочесть о блокаде Ленинграда? Да, я тоже так думала. А между тем у Лихачева масса и совершенно неожиданной для меня информации, и вообще особый, нетривиальный, очень ценный взгляд на вещи. Глава о блокаде читается практически как откровение.
Вообще я бы выделила для себя там четыре основные темы этих воспоминаний (на самом деле их больше, но эти меня больше всего заинтересовали и показались наиболее детально представленными):
1) детство в дореволюционной и раннепослереволюционной России (ооо, это практически как «Другие берега» Набокова, столько удивительных и красивых вещей Лихачев помнит! театр, «домашняя портниха», дед, старинный Петербург, Куоккала, Волга, столько-столько всего… одна глава «Петербург моего детства» чего стоит — просто сказка),
2) Соловки,
3) советская наука/репрессии/»проработки»,
4) блокада Ленинграда.
Кажется, что этот человек прожил не одну, а несколько разных жизней, растянувшихся на несколько эпох.
А приятные — потому что это же Лихачев. Воплощенная интеллигентность, доброта, разумность в каждой строке. Какой-то спокойный и ясный внутренний свет, при том это совершенно особый тип человека — есть личности, которые кажутся такими сильными, умными, всепонимающими и как бы опекающими тебя, они самодостаточны, они на голову выше; а Лихачев часто кажется маленьким, слабым, зависимым, тихим, застенчивым, он не «возвышается», он не только мягок и человечен, но и как будто чуть-чуть все время «прихрамывает», и именно это наделяет его особой силой и заставляет уважать все больше и больше.
Я очень, очень рекомендую почитать или послушать эту книгу, если еще не.
Цитат?
«Звуки Петербурга! Конечно, в первую очередь вспоминаешь цоканье копыт по булыжной мостовой. Ведь и Пушкин писал о громе Медного Всадника «по потрясенной мостовой». Но цоканье извозчичьих лошадей было кокетливо-нежным. Этому цоканью мастерски умели подражать мальчишки, играя в лошадки и щелкая языком. Игра в лошадки была любимой игрой детей. Цоканье копыт и сейчас передают кинематографисты, но вряд ли они знают, что звуки цоканья были различными в дождь и в сухую погоду. Помню, как с дачи, из Куоккалы, мы возвращались осенью в город и площадь перед Финляндским вокзалом была наполнена этим «мокрым цоканьем» — дождевым. А потом — мягкий, еле слышный звук катящихся колес по торцам и глуховатый «вкусный» топот копыт по ним же — там, за Литейным мостом. И еще покрикиванье извозчиков на переходящих улицу: «Э-эп!». Редко кричали «берегись» (отсюда — «брысь»): только когда лихач «с форсом» обгонял извозчичью пролетку. Ломовые, размахивая концом вожжей, угрожали лошадям (погоняли их) с каким-то всасывающим звуком. Кричали газетчики, выкликали названия газет, а во время первой мировой войны и что-нибудь из последних новостей. Приглашающие купить выкрики («пирожки», «яблоки», «папиросы») появились только в период НЭПа.
На Неве гудели пароходы, но характерных для Волги криков в рупоры в Петербурге не было: очевидно, было запрещено. По Фонтанке ходили маленькие пароходики Финляндского пароходного общества с открытыми машинами. Виден был кочегар. Тут и свист, и шипение пара, и команды капитана.
Одним из самых «типичных» уличных звуков Петербурга перед первой мировой войной было треньканье трамваев. Я различал четыре трамвайных звонка. Первый звонок — перед тем как трамваю тронуться. Кондуктор (до войны — всегда мужчина в форме) на остановках выходил с задней площадки, пропускал всех садящихся вперед, сам садился последним и, когда становился на ступеньку вагона, дергал за веревку, которая шла от входа к звонку у вагоновожатого. Получив такой сигнал, вагоновожатый трогал вагон. Эта веревка шла вдоль всего вагона по металлической палке, к которой были прикреплены кожаные петли, за них могли держаться стоящие в трамвае. В любом месте трамвая кондуктор мог позвонить вагоновожатому. И это был второй тип звонка. Вагоновожатый предупреждал неосторожных прохожих с помощью еще одного звонка, действовавшего от ножной педали. Здесь вагоновожатый звонил иногда довольно настойчиво, и звук этот часто слышался на улицах с трамвайными линиями. Потом появились и электрические звонки. Довольно долго ножные педальные звонки действовали одновременно с ручными электрическими. Грудь кондуктора была украшена многими рулонами с разноцветными билетами. Билеты разных цветов продавались по «станциям» — на участки пути, и, кроме того, были белые пересадочные билеты, с которыми можно было пересесть в определенных местах на другой маршрут. Все эти маршруты указаны в старых путеводителях по Петербургу. Время от времени, когда кончался тот или иной отрезок пути и надо было брать новый билет, кондуктор громко возглашал на весь вагон: «Желтым билетам станция!», или «Зеленым билетам станция!», или «Красным билетам станция!». Интонации этих «возглашений» запомнились мне на всю жизнь: в школу я ездил на трамваях.
Очень часто были слышны на улицах звуки военных оркестров. То полк шел по праздникам и воскресным дням в церковь, то хоронили генерала; ежедневно шли на развод караула к Зимнему преображенцы или семеновцы.»
—
«Многие убеждены, что любить Родину — это гордиться ею. Нет! Я воспитывался на другой любви — любви-жалости. Неудачи русской армии на фронтах первой мировой войны, особенно в 1915 г., ранили мое мальчишеское сердце. Я только и мечтал о том, что можно было бы сделать, чтобы спасти Россию. Обе последующие революции волновали меня главным образом с точки зрения положения нашей армии. Известия с «театра военных действий» становились все тревожнее и тревожнее. Горю моему не было пределов.»
—
“Чем шире развивались гонения на церковь и чем многочисленнее становились расстрелы на «Гороховой два», в Петропавловке, на Крестовском острове, в Стрельне и т. д., тем острее и острее ощущалась всеми нами жалость к погибающей России. Наша любовь к Родине меньше всего походила на гордость Родиной, ее победами и завоеваниями. Сейчас это многим трудно понять. Мы не пели патриотических песен, — мы плакали и молились.
И с этим чувством жалости и печали я стал заниматься в университете с 1923 г. древней русской литературой и древнерусским искусством. Я хотел удержать в памяти Россию, как хотят удержать в памяти образ умирающей матери сидящие у ее постели дети, собрать ее изображения, показать их друзьям, рассказать о величии ее мученической жизни. Мои книги — это, в сущности, поминальные записочки, которые подают «за упокой»: всех не упомнишь, когда пишешь их, — записываешь наиболее дорогие имена, и такие находились для меня именно в древней Руси.”
—
«Странные все-таки дела творились нашими тюремщиками. Арестовав нас за то, что мы собирались раз в неделю всего на несколько часов для совместных обсуждений волновавших нас вопросов философии, искусства и религии, они объединили нас сперва в общей камере тюрьмы, а потом надолго в лагерях, комбинировали наши встречи с другими такими же заинтересованными в решении мировоззренческих вопросов людьми нашего города, а в лагерях — широко и щедро с людьми из Москвы, Ростова, Кавказа, Крыма, Сибири. Мы проходили гигантскую школу взаимообучения, чтобы исчезать потом в необъятных просторах нашей родины.
…
Объединились и наши родные, встречаясь на передачах и у различных «окошечек», где давали, а чаще не давали, справки о нас. Советовались — что передать, что дать на этап, где и что достать для своих заключенных. Многие подружились.»
—
«…оглядевшись, я понял, что мы с отцом Николаем вовсе не одни. На верхних нарах лежали больные, а из-под нар к нам потянулись ручки, прося хлеба. И в этих ручках тоже был указующий перст судьбы. Под нарами жили «вшивки» — подростки, проигравшие с себя всю одежду. Они переходили на «нелегальное положение» — не выходили на поверки, не получали еды, жили под нарами, чтобы их голыми не выгоняли на мороз, на физическую работу. Об их существовании знали. Просто вымаривали, не давая им ни пайков хлеба, ни супа, ни каши. Жили они на подачки. Жили, пока жили! А потом мертвыми их выносили, складывали в ящик и везли на кладбище.
Это были безвестные беспризорники, которых часто наказывали за бродяжничество, за мелкое воровство. Сколько их было в России! Дети, лишившиеся родителей, — убитых, умерших с голоду, изгнанных за границу с Белой армией, эмигрировавших. Помню мальчика, утверждавшего, что он сын философа Церетели. На воле спали они в асфальтовых котлах, путешествовали в поисках тепла и фруктов по России в ящиках под пассажирскими вагонами или в пустых товарных. Нюхали они кокаин, завезенный во время революции из Германии, нюхару, анашу. У многих перегорели носовые перегородки. Мне было так жалко этих «вшивок», что я ходил, как пьяный — пьяный от сострадания. Это было уже во мне не чувство, а что-то вроде болезни. И я так благодарен судьбе, что через полгода смог некоторым из них помочь.»
—
Цитировать можно бесконечно и целыми страницами, он весь прекрасен.
Мне безумно, безумно, безумно жаль, что Дмитрия Сергеевича уже нет в живых. То есть, конечно, я не пожелала бы ему жить в наше время (и, особенно, испытать неминуемый стыд и боль за церковь и веру, которые он всю жизнь жалел и защищал), но вот наше время от этого очень многое теряет, я считаю. Нам всем сейчас страшно не хватает такой личности рядом.
Я слушала аудиокнигу, характеризую начитку: Леонид Мозговой — очень хорошая, правильная начитка. Помимо того, что просто качественная и адекватная, у Мозгового к тому же удивительно подходящий для Лихачева голос — мягкий, спокойный, умный, чуть-чуть как будто «слабый». Мне даже кажется, что слушать эту книгу приятнее, чем читать глазами, из-за этого уникального эффекта погружения.
======================================
UPD. Я обещала пять «открытий» в этой серии, однако мне придется на этом завершить. Во-первых, в связи с наблюдающейся агрессивно-неадекватной реакцией на Лихачева; во-вторых, в связи с тем, что следующий мой пост модераторы не одобрили в связи то ли с тем, что цитат слишком много, то ли с тем, что цитаты не иллюстрируют мои собственные слова, то ли то и другое вместе, я не поняла. Я всегда пишу с теми цитатами и в том объеме, которые считаю необходимыми для иллюстрации моих собственных слов, поэтому ничего исправлять не буду и серию на этом (с облегчением, надо сказать) закончу, как, собственно, и попытки писать в это сообщество. Спасибо за внимание. Спасибо за добрые комментарии.
«Думаю, что в опубликованных письмах Дмитрия Сергеевича, – сказала она в заключение, – культурная Армения прочитает немало ей дорогого. Дмитрий Сергеевич не уставал говорить о значении культуры, о культуре как космосе, о памяти как основном свойстве культуры. Армения была и остается страной культуры, выстраданного космоса многовековой культуры, а это значит, что Армения памятлива. И крупное событие, собравшее нас здесь сегодня, свидетельством тому, что великий русский мыслитель-гуманист, добрый и прекрасный человек Дмитрий Сергеевич Лихачев для Армении незабвенен. Здесь будет жить его образ, будут жить его уроки, труд и плоды его светлой мысли, будут жить адресованные им сменяющимся поколениям молодежи «Письма о добром и прекрасном»». Это был день премьер и презентаций, день «новых слов» о давних событиях, делах, книгах и людях. Главный редактор самого старого (82 года) и самого известного толстого журнала в России – журнала «Звезда» Андрей Юрьевич Арьев подарил РАУ специальный выпуск «Звезды», посвященный Д.С. Лихачеву. Андрей Юрьевич был приятно удивлен тем, какое место все выступавшие уделяли проблеме интеллигентности: «Действительно, Дмитрий Сергеевич был, может быть, единственным крупным мыслителем XX века в России, который от первого до последнего вздоха отстаивал право быть человеком интеллигентным, отстаивал интеллигенцию в России. Лихачев считал, что интеллигентность – это в первую очередь независимость суждения и воспитанность. Воспитанность он считал важнее, чем образованность».
Дмитрий и Зинаида Лихачевы. Больше, чем любовь : https://youtu.be/4I-pJ7NJivg