Валерий Брюсов. Жизнь и творчество

ВАЛЕРИЙ ЯКОВЛЕВИЧ БРЮСОВ
Русский поэт, прозаик, драматург, переводчик, литературовед, литературный критик и историк. Теоретик и один из основоположников русского символизма. 
  • Цитата
****************************************************
Валерий Брюсов

Валерий Брюсов

Годы жизни:
13 декабря 1873 — 09 октября 1924
Страна рождения:
Российская империя
Сфера деятельности:
Поэт
Содержание

К стихотворениям Валерия Брюсова писали музыку Сергей Рахманинов и Михаил Гнесин, Александр Гречанинов и Рейнгольд Глиэр. Однако поэт не только сочинял стихи — он создавал пьесы и переводил зарубежных авторов, выпускал журналы и руководил литературным институтом. Валерий Брюсов стал одним из основоположников русского символизма.

Валерий Брюсов родился в 1873 году в московской купеческой семье. Он был внуком поэта Александра Бакулина, автора «Басен провинциала».

В четыре года Брюсов научился читать и буквально поселился в родительской библиотеке. Он изучал биографии великих людей и зарубежную классику, зачитывался бульварными романами и научной литературой. Поэт вспоминал о детстве: «От сказок, от всякой «чертовщины» меня усердно оберегали. Зато об идеях Дарвина и о принципах материализма я узнал раньше, чем научился умножению. <…> Классическую литературу я знал плохо: не читал ни Толстого, ни Тургенева, ни даже Пушкина; изо всех поэтов у нас в доме было сделано исключение только для Некрасова, и мальчиком большинство его стихов я знал наизусть». Также Брюсов увлекался научными опытами: он проводил простые химические и физические эксперименты и изучал по книгам природу разных явлений. Еще в дошкольном возрасте мальчик написал первую комедию — «Лягушка».

В 11 лет Валерий Брюсов стал учеником частной гимназии Креймана — после экзамена его приняли сразу во второй класс. Дома он рос без товарищей, не знал простых детских игр, а увлеченность наукой и литературой отдаляла его от одноклассников еще больше. Однако позже Брюсов сблизился с другими юными любителями чтения, вместе они начали издавать рукописный журнал «Начало». В эти годы начинающий писатель пробовал свои силы в прозе и поэзии, переводил античных и современных авторов. Однако первой публикацией Брюсова стала вполне обыденная статья — в 13 лет он выступил на страницах журнала «Русский спорт» в поддержку тотализатора на скачках.

«Беспрестанно начинал я новые произведения. Я писал стихи, так много, что скоро исписал толстую тетрадь Poesie, подаренную мне. Я перепробовал все формы — сонеты, тетрацины, октавы, триолеты, рондо, все размеры. Я писал драмы, рассказы, романы… Каждый день увлекал меня все дальше. На пути в гимназию я обдумывал новые произведения, вечером, вместо того чтобы учить уроки, я писал… У меня набирались громадные пакеты исписанной бумаги».
Валерий Брюсов

Журнал «Начало» выходил несколько лет, а после гимназисты оставили эту затею. Брюсов возобновил свою редакторскую деятельность, когда ему было 16 лет. Он стал выпускать в школе рукописный «Листок V класса». Газета критиковала гимназические порядки, так что вскоре ученика-вольнодумца вынудили перейти в другое учебное заведение. Он продолжил учиться в гимназии Поливанова.

В 1890-х годах Валерий Брюсов увлекся творчеством Пушкина и французских символистов — Шарля Бодлера, Поля Верлена, Стефана Малларме. В 1893 году он написал письмо Верлену, в котором назвал себя основоположником русского символизма. В тот же год Брюсов создал драму «Декаденты (Конец столетия)» — она рассказывала о некоторых фактах биографии французского поэта.

В 1893 году Брюсов поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Он изучал историю и философию, искусство и литературу. Молодой поэт уделял много времени иностранным языкам — иногда лишь для того, чтобы читать зарубежных авторов в оригинале.

В дневнике Брюсов писал: «Если бы мне жить сто жизней, они не насытили бы всей жажды познания, которая сжигает меня».

Уже на втором курсе обучения поэт опубликовал свой первый сборник «Chefs d’oeuvre» — «Шедевры». В предисловии он написал: «Печатая свою книгу в наши дни, я не жду ей правильной оценки… Не современникам и даже не человечеству завещаю я эту книгу, а вечности и искусству». Критики восприняли стихи скептически, в том числе из-за громкого названия книги. Двумя годами позднее вышел второй сборник — «Это — я». В нем появились урбанистические, исторические и научные мотивы. Следующую книгу — сборник стихотворений «Третья стража» с историко-мифологическими сюжетами — поэт посвятил Константину Бальмонту. Поэт публиковал свои произведения во многих московских и петербургских журналах, работал в московском издательстве «Скорпион».

В 1897 году Валерий Брюсов женился. Его избранницей стала Иоанна Рунт, молодая гувернантка сестер поэта. Поэт писал в дневнике: «Недели перед свадьбой не записаны. Это потому, что они были неделями счастья. Как же писать теперь, если свое состояние я могу определить только словом «блаженство»? Мне почти стыдно делать такое признание, но что же? Так есть». Иоанна Рунт очень трепетно относилась к рукописям Брюсова, до свадьбы не давала их выбрасывать во время уборок, а после — стала настоящей хранительницей брюсовских трудов.

В начале ХХ века Валерий Брюсов сблизился с другими символистами — Дмитрием Мережковским, Зинаидой Гиппиус, Федором Сологубом. В 1901 году вышел их первый совместный альманах «Северные цветы» — именно тогда символизм и стал сформировавшимся литературным течением. Поэты и писатели устраивали литературные встречи в кружке Гиппиус, на «средах» у Брюсова, а также у его друга Александра Миропольского (Ланга). Нередко здесь проходили модные в те годы спиритические сеансы. В комнатах приглушали свет и вызывали «духов», которые двигали мебель и даже «писали» таинственные тексты — разумеется, чужой рукой.

В 1903 году Брюсов выпустил книгу «Граду и миру», а в 1906-м — сборник «Венок». В «Венок» вошли произведения нескольких предыдущих лет — мифологические, лирические, а также посвященные революции и войне. Параллельно с литературным творчеством поэт издает журнал символистов «Весы», руководит отделом литературной критики в журнале «Русская мысль», пишет пьесы, прозу, переводит зарубежных авторов.

В годы Первой мировой войны Валерий Брюсов работал военным корреспондентом от газеты «Русские ведомости». Но патриотические настроения первых лет войны быстро угасли. Иоанна Брюсова вспоминала, что он «возвратился глубоко разочарованный войной, не имея уже ни малейшего желания видеть поле сражения». В этот период появились критические стихотворения Брюсова, но они так и остались неопубликованными.

В эти годы Валерий Брюсов сосредоточился не на сюжетах своих новых стихотворений, а на форме стиха и поэтической технике. Он подбирал утонченные рифмы, писал классические французские баллады, изучал приемы поэтов александрийской школы. Брюсов стал виртуозом импровизации: он создавал классический сонет за рекордно короткое время. Один венок сонетов «Роковой ряд» из пятнадцати произведений Брюсов создал всего за семь часов.

В 1915 году по заказу Московского армянского комитета Валерий Брюсов начал готовить сборник национальной поэзии. Антология охватывала полторы тысячи лет истории Армении. Поэт занимался и организацией работы, и переводами, и редактурой книги, и ее подготовкой к печати. Когда сборник вышел, Брюсов написал несколько статей об армянской культуре и книгу «Летопись исторических судеб армянского народа». Позже он получил звание народного поэта Армении.

После революции Валерий Брюсов стал государственным служащим. Сначала он руководил Комитетом по регистрации печати, работал в Госиздате, был председателем президиума Всероссийского союза поэтов, помогал готовить первое издание Большой советской энциклопедии. В 1921 году Анатолий Луначарский предложил Брюсову организовать Высший литературно-художественный институт. До конца жизни поэт оставался его ректором и профессором.

В 1924 году поэта не стало — он умер от воспаления легких. Валерия Брюсова похоронили на Новодевичьем кладбище.

Источник: https://www.culture.ru/persons/8623/valerii-bryusov

****************************************************************************************************

БИБЛИОТЕКА РУССКОЙ и СОВЕТСКОЙ КЛАССИКИ

Валерий Брюсов

Брюсов, Валерий Яковлевич 1873-1924

Собрание сочинений в семи томах

Настоящее собрание сочинений В. Я. Брюсова – первое его собрание сочинений. Оно объединяет все наиболее значительное из литературного наследия Брюсова. Построено собрание сочинений по жанрово-хронологическому принципу.

Исторический роман В. Я. Брюсова «Огненный ангел» опубликован в 1907-1908 гг. Действие происходит в Германии в XVI веке. В романе упоминаются реальные исторические лица: Агриппа Неттесгеймский, Лютер и др. В последних главах показан суд инквизиции над героиней романа, обвиненной в ведовстве.

М.: Художественная литература, 1973
Повести и рассказы

Повести и рассказы

В книгу включены прозаические произведения Валерия Брюсова (1873-1924) разных лет. Брюсовская проза «малых форм» – достаточно разнообразное, яркое и во многих отношениях интересное явление русской литературы начала столетия. Стилизованная под старинную хронику историческая новелла и психологический этюд, социальная фантастика и реалистическое повествование, отвлеченная символика и «густой», тщательно выписанный быт, реконструкция событий раннего средневековья и «антиутопия», размышление о будущем – все это лишь часть обширного прозаического наследия В. Брюсова (в котором многое осталось неразработанным, незавершенным, только намеченным), но часть, позволяющая полнее представить творчество замечательного русского писателя, одного из тех, кто стоял у истоков советской литературы.

М.: Советская Россия, 1983
Гора Звезды

Гора Звезды

Путешествуя по неисследованным районам Центральной Африки, главный герой находит в пустыне умирающего старика-европейца. Перед смертью тот открывает свой секрет: посреди неприступной пустыни существует царство потомков марсиан, которые прибыли на Землю ещё в конце 13 века.

Роман «Гора Звезды» является самым большим фантастическим произведением писателя. Он работал над ним с 1895 по 1899 год.

Впервые роман был опубликован в сборнике «Фантастика 73-74» в 1975 году.

М.: Молодая Гвардия, 1975
Не воскрешайте меня!

Не воскрешайте меня!

Писатель-фантаст. Вот штрих, который сейчас можно присовокупить к литературному портрету Валерия Брюсова. Предлагаемая сегодня первая публикация – не просто научно-фантастический рассказ. Это горькая ирония советского человека, который видит, сколь безрассудно тратятся лучшие силы и средства талантливых ученых в условиях буржуазного строя. Это едкая насмешка ученого-материалиста над бесплодными потугами буржуазных философов, пытающихся протащить под флагом позитивизма всякую оккультную чертовщину.

Публикация в журнале «Техника-молодежи», 1963 год. Иллюстрации. Е. Медведева.

М.: Техника-молодежи, 1963
Неизданная проза

Неизданная проза

Раздел «Неопубликованные и незавершенные повести и рассказы» из 85-го тома серии «Литературное наследство: «Валерий Брюсов» (Изд. Наука, 1976).

М.: Наука, 1976
ПУБЛИКАЦИИ В СБОРНИКАХ
обложка

Русская фантастическая проза Серебряного века все еще остается terra incognita – белым пятном на литературной карте. Немало замечательных произведений как видных, так и менее именитых авторов до сих пор похоронены на страницах книг и журналов конца XIX – первых десятилетий XX столетия. Зачастую они неизвестны даже специалистам, не говоря уже о широком круге читателей. Этот богатейший и интереснейший пласт литературы Серебряного века по-прежнему пребывает в незаслуженном забвении.

Антология «Фантастика Серебряного века» призвана восполнить создавшийся пробел. Фантастическая литература эпохи представлена в ней во всей своей многогранности: здесь и редкие фантастические, мистические и оккультные рассказы и новеллы, и образцы «строгой» научной фантастики, хоррора, готики, сказок и легенд. Читатель найдет в антологии и раритетные произведения знаменитых писателей, и труды практически неведомых, но оттого не менее интересных литераторов. Значительная часть произведений переиздается впервые. Книга дополнена оригинальными иллюстрациями ведущих книжных графиков эпохи и снабжена подробными комментариями.

Источник: https://traumlibrary.ru/page/bryusov.html

****************************************************************************************************

Цитаты Брюсова

Цитаты Валерия Брюсова  Подготовил: Дмитрий Сироткин

Представляю вам подборку цитат поэта Валерия Брюсова (1873 — 1924).

Любопытно, что и до Октябрьской революции и после ему удавалось выступать в роли «вождя поэтов».

Цитаты сведены по темам: поэтическое творчество, о себе, любовь, жизнь, человек, жизненная этика, женщины, труд, истина.

О поэтическом творчестве

Кто не родился поэтом, тот им никогда не станет, сколько бы к тому ни стремился, сколько бы труда на то ни потратил.

Никакая гениальность не вознаградит отсутствие вкуса.

Поэтический талант дает многое, когда он сочетается с хорошим вкусом и направляем сильной мыслью.

Художник не может большего, как открыть другим свою душу. Нельзя предъявлять ему заранее составленные правила. Он — ещё неведомый мир, где всё ново. Надо забыть, что пленяло у других, здесь иное. Иначе будешь слушать и не услышишь, будешь смотреть, не понимая.

Меняются приемы творчества, но никогда не может умереть или устареть душа, вложенная в создание искусства. Если язык стихотворения еще позволяет прочесть, если по собранным обломкам можно уловить намерение ваятеля, то не умерла душа творца и для нас живущих.

Чтобы художественное творчество одерживало большие победы, необходимы для него широкие умственные горизонты.

Человек умирает, его душа, не подвластная разрушению, ускользает и живет иной жизнью. Но если умерший был художник, если он затаил свою жизнь в звуках, красках или словах, — душа его, все та же, жива и для земли, для человечества…

Юноша бледный со взором горящим, Ныне даю я тебе три завета: Первый прими: не живи настоящим, Только грядущее — область поэта. Помни второй: никому не сочувствуй, Сам же себя полюби беспредельно. Третий храни: поклоняйся искусству, Только ему, безраздумно, бесцельно.

О себе

Юность моя — юность гения. Я жил и поступал так, что оправдать моё поведение могут только великие деяния.

Талант, даже гений, честно дадут только медленный успех, если дадут его. Это мало! Мне мало. Надо выбрать иное… Найти путеводную звезду в тумане. И я вижу ее: это декадентство. Да! Что ни говорить, ложно ли оно, смешно ли, но оно идёт вперёд, развивается, и будущее будет принадлежать ему, особенно когда оно найдёт достойного вождя. А этим вождём буду Я! Да, Я!

Я никого не ненавижу и — страшно мыслить — не люблю.

Я готов плакать, когда думаю о том, чего я не знаю.

Если бы мне иметь сто жизней, они не насытили бы всей жажды познания, которая сжигает меня.

Когда былые дни я вижу сквозь туман, Мне кажется всегда — то не моё былое, А лишь прочитанный восторженный роман. И странно мне теперь, в томительном покое, Припомнить блеск побед и боль заживших ран: И сердце, и мечты, и всё во мне — иное.

О любви

Есть ли такое в мире, чего не могут сделать двое, если ими движет любовь?

Только утро любви хорошо.

Речи знакомые — новы опять, Если любовью согреты.

Как часто нам кажется, что мы любим, тогда как поистине это только слепота земная. И как часто мы думаем, что ненавидим, но эта ненависть есть любовь.

Да! можно любить, ненавидя, любить с омраченной душой, с последним проклятием видя последнее счастье — в одной!

Хочу проклинать, но невольно О ласках привычных молю, Мне страшно, мне душно, мне больно Но я повторяю: люблю

Любовь приводит к одному, — Вы, любящие, верьте! — Сквозь скорбь и радость, свет и тьму К блаженно-страшной смерти!

Кстати, цитаты про любовь

О жизни

Быть может, все в жизни – лишь средство для ярко-певучих стихов.

Вечен только мир мечты.

Есть тонкие властительные связи Меж контуром и запахом цветка. Так бриллиант невидим нам, пока Под гранями не оживет в алмазе.

Сверкает жизнь везде, грохочет жизнь повсюду! Бросаюсь в глубь веков — она горит на дне Бегу на высь времен — она кричит мне: буду! Она над всем, что есть; она во всем, во мне!

В этом мире одно есть блаженство — Сознавать, что ты выше себя.

Кстати, цитаты про жизнь

О человеке

Мы все — лишь беглый блеск на вечном море лет.

О тени прошлого, как властны вы над нами!

Каждый человек — отдельная определенная личность, которой вторично не будет. Люди различаются по самой сущности души; их сходство только внешнее. Чем больше становится кто сам собою, тем глубже начинает понимать себя, — яснее проступают его самобытные черты.

Кстати, цитаты о человеке

О жизненной этике

Если можешь, иди впереди века, если не можешь, иди с веком, но никогда не будь позади века.

Верь в звук слов: Смысл тайн — в них.

Чтобы хранить большую тайну, надо иметь душу воспитанную.

О женщинах

Ты — женщина, и этим ты права.

Ты — женщина, ты — книга между книг,Ты — свернутый, запечатленный свиток; В его строках и дум и слов избыток,В его листах безумен каждый миг. Ты — женщина. ты — ведьмовской напиток!

Кстати, цитаты о женщинах

О труде

Великая радость — работа. Все счастье земли — за трудом!

Вперед, мечта, мой верный вол!

Об истине

Только глупость носит односторонний характер, а истину можно повернуть любой гранью.

Сокровенные знания называются так не потому, что их скрывают, но потому, что они сами скрыты в символах.

О разном

О закрой свои бледные ноги.

Каждое время верует в того бога, который ему соответствует.

Мой царь! мой раб! родной язык!

 

Творчество и личность Брюсова вызывали весьма противоречивые оценки. Наверное, наиболее существенно в этом отношении достаточно распространенное мнение, что Брюсов не настоящий поэт, а поэт «от головы».

Честно скажу, что мне близко это мнение, и я с некоторым усилием поместил цитату «Кто не родился поэтом, тот им никогда не станет, сколько бы к тому ни стремился, сколько бы труда на то ни потратил» в рубрику «О поэтическом творчестве», а не «О себе».

Также, противоречиво можно оценить его роль вождя символистов, а позже — вождя поэтов Советской страны. С одной стороны, он помог сформироваться ряду молодых поэтов, с другой стороны — наиболее самобытные поэты негативно относились к цеховщине и менторству при Брюсове.

Цитаты про Брюсова

  • З. Гиппиус: Каждый невольно выбирает из Брюсова то, что ему кажется в нем наиболее близким, понятным. И каждый ошибается, потому что в Брюсове нет ничего близкого другим: в нем все чуждо, он весь свой, и только свой. Если даже и есть в нем нечуждые кому-нибудь черты, то все равно, взятые отдельно, оторванные насильно от полного облика этого человека-поэта, они утрачивают смысл. Брюсов слишком целен, в цельности ясен и прост, — не примитивной простотой, а какой-то своей, «за-сложной», если позволено так выразиться, которую не все видят как простоту.
  • О. Мандельштам: Это убогое «ничевочество» никогда не повторится в русской поэзии.
  • Б. Пастернак: Если Брюсов нам кажется более сухим, чем вечно вдохновенный Блок, то это потому произошло, что Брюсову пришлось открыть для Блока урбанизм, а самому пришлось остаться блюстителем определенного движения.
  • В. Ходасевич: Литература ему представлялась безжалостным божеством, вечно требующим крови. Она для него олицетворялась в учебнике истории литературы. Такому научному кирпичу он способен был поклоняться, как священному камню, олицетворению Митры. В декабре 1903 года, в тот самый день, когда ему исполнилось тридцать лет, он сказал мне буквально так: ― Я хочу жить, чтобы в истории всеобщей литературы обо мне было две строчки. И они будут.
  • М. Цветаева: Брюсов в мире останется, но не как поэт, а как герой поэмы. Так же как Сальери остался — творческой волей Пушкина. На Брюсове не будут учиться писать стихи, на нем будут учиться хотеть — чего? — без определения объекта: всего. И, может быть, меньше всего — писать стихи. Брюсов в хрестоматии войдет, но не в отдел «Лирика» — в отдел, и такой в советских хрестоматиях будет: «Воля». В этом отделе (пролагателей, преодолевателей, превозмогателей) имя его, среди русских имен, хочу верить, встанет одним из первых.
  • А. Генис: Похоже, что Брюсов знал всю мировую поэзию наизусть, что, по-моему, ему изрядно мешало — его поэзия перегруженная, этакая александрийская поэзия. На нее есть свои любители, но Брюсов никогда не был моим любимым поэтом — это уж точно. Но, конечно, Брюсов был человек гигантской культуры.

Далее вы можете перейти к другим подборкам цитат:

 

Буду признателен, если вы поделитесь с друзьями ссылкой на статью в социальных сетях.

Источник: Статья Цитаты Брюсова с https://burido.ru/797-tsitaty-bryusova?utm_referrer=https%3A%2F%2Fyandex.ru%2F на сайте Буридо

****************************************************************************************************

Валерий Брюсов. Кумир по расчету

Сердцевиной творчества и судьбы основателя русского символизма всегда была холодная практичность

Страшную вещь скажу — Брюсова не было. Было много Брюсовых. И ни одного — искреннего и самобытного.

М. Врубель. Портрет В. Брюсова. / РИА Новости

М. Врубель. Портрет В. Брюсова. / РИА Новости

Зинаида Гиппиус, которая охлестнет его словом «одержимый», напишет: «Кто каким Брюсова хотел, таким его и имел». И перечислит два десятка личин его. Роковой гений, загадочный волшебник, хитрый честолюбец, эгоистический позер, маг, солипсист. Дорисует портрет Бунин. Брюсов, скажет, был когда нужно монархистом, славянофилом, затем либералом, а кончил — большевиком.

Но хуже — другое. Слова, что сорвались как-то с кончика души Брюсова: «Я никогда не любил, не ненавидел, не страдал… Я знаю ухватки влюбленных, обижающихся, ненавидящих и подражаю им, но в глубине души никого не люблю и никого мне не было жалко».

Обложки изданий Валерия Брюсова.

«Юность моя — юность гения»

Удивительно, но Брюсов сразу родился «взрослым», а потом, до старости, оставался «немолодым мальчиком». «Я хочу быть тигром, — шептал своей тетке в детстве. — Он — самый сильный и ничего не боится». Он, кажется, и не боялся ничего. Няньки соседских детей хватались за сердце, когда 3-летний Брюсов важно «разъяснял» им, что Бога нет и что человек произошел от обезьяны. В три года читал. В восемь, вы рухнете, прочел Добролюбова. Какие там салочки и палочки-выручалочки! Игрушками его были модели электроскопа, паровика и даже лейденской банки — результат «продвинутости» его родителей — купца Якова Брюсова и мещанки Матрены Бакулиной.

Валерий Брюсов — ученик частной гимназии.

Дед же Брюсова был когда-то крепостным графа Брюса. Жил в Костроме, откупился от барина и, придя в Москву, открыл торговлю пробкой. Даже монополистом стал, и на «пробочные» деньги будут жить потом и отец поэта, и сам поэт. Ведь Брюсов, хоть и служил в журналах, никогда не опускался до работы ради денег. Впрочем, уже отец поэта пошатнет состояние деда: повесит вместо икон портрет Писарева, а взамен торговли пробкой начнет штудировать Бокля да Мелешота. А Брюсова, про которого с женой порешат, что он станет «необыкновенным человеком», будет растить «современно» — никогда не пеленать и никогда, исповедуя модную «пользу», не читать ему сказок.

Может, оттого поэт вскоре и запишет в дневнике: «Юность моя — юность гения»!

Его фигурное стихотворение.

«Этим вождем буду Я»

В гимназии Брюсова, кого звали «купцом», били. Иногда по «шесть раз в день» (ведь он не умел ругаться как все да плевать дальше других). Били те, кто даже не слышал ни о каналах на Марсе, ни о строении кристаллов. И поэт, в противовес неучам, займется Лейбницем, возьмется за Канта и начнет писать сразу три вещи: поэму «Корсар», трагедию в стихах «Миньона» и какой-то длиннющий роман. В дневнике подстегнет себя: «За работу, жизнь не ждет!»

Не мечтал о славе — рвался к ней. «Талант, даже гений, — записал еще в гимназии, — дадут только медленный успех. Это мало! Надо найти путеводную звезду. И я вижу ее: это декадентство. Да! Будущее будет принадлежать ему, особенно когда оно найдет достойного вождя. А этим вождем буду Я!»

В гимназии поклялся стать вождем. В университете стал им. Выпустил три скандальных сборника «Символисты». В одном напечатал стихотворение, которое, спорил, будут знать даже те, кто вообще не читает книг. И — выиграл пари! Этот стих из одной строки: «О, закрой свои бледные ноги!» — и впрямь будет знать Россия. Какие ноги? Почему — бледные? Десятки пародий появятся в прессе, журналы захлопнутся перед ним на годы. Но он назло выпустит книгу с дерзким именем «Шедевры», а за ней еще две.

«Так тигр прикрывает глаза, чтобы следить за жертвой, — напишет. — Я иду. Трубы, смолкните…»

С женой Иоанной, отцом Яковом Кузьмичом и матерью Матреной Александровной. 1899 год.

Наконец, «средством» к славе станет даже жена его — девушка с редким именем Иоанна. Гувернантка в доме Брюсовых! Просто устав от бульварных «приключений», разрываясь между учебой и стихами, он найдет вдруг покой и согласие дома. Сначала в объятиях Анюты, 25-летней глупенькой гувернантки, которая его, 15-летнего подростка (но уже с усиками и в визитке) примет за взрослого мужчину. Потом в объятиях второй гувернантки — Евгении. И, наконец, в объятиях Иоанны Рунт, которая из третьей любовницы-гувернантки превратится в жену. «Необыкновенно обыкновенная», по словам той же Гиппиус. Вот ее он уже не бросит, нет. Но не скроет, что брак его — брак «по расчету».

С женой Иоанной Рунт.

Не в деньгах дело — жена была бедна, как мышь. Просто она создаст ему условия для труда, для двух строчек в энциклопедии, ради которых жил. Другу про жену напишет: «Она догматична, наивна. Далеко не красива и не слишком молода… Мне случалось проводить ночи с женщиной, которая рифмовала не хуже меня, и на постели мы вперегонки слагали строфы шуточных поэм. Но ни одну из таких я не желал бы иметь постоянной подругой. Мне нужен мир, келья для моей работы».

Кстати, измен своих особо не скрывал. В «донжуанском» списке, где одних Елен было четыре, рядом с именем жены он педантично поставил и имя младшей сестры ее — «Моя Мари». И садистски играл с обеими. Будучи как-то в Петербурге, месяц писал жене, что госпожа Минская, поэтесса, «полтора часа меня соблазняла… продолжает соблазнять… опять соблазняла». И тут же, но в письме к Мари, просил успокоить жену: «Уверьте ее, что я ее очень люблю. Я описывал ей, как ухаживал за Минской. Это было забавой. Я не сказал бы ей о том, как всегда мне хочется вас ласкать, — потому, что в этом есть измена».

Впрочем, обманул и ее, ибо имя Минской тоже внесет в список. Поместит его в разделе — «Серьезное» (серьезное чувство). Он ведь весь список поделит на разделы: «я ухаживал», «меня любили», «не любя, были близки», «мне казалось, что я люблю» и, наконец — «я люблю». Так вот в последнем разделе значилась отнюдь не Иоанна, Мари или Минская — Нина.

В этом разделе стоит вообще одно имя — Нина Петровская. Та, которая назовет его «зверем». И будет стрелять в него.

Валерий Брюсов (крайний слева) в доме армянского поэта Ованеса Туманяна (крайний справа). 1916 год.

«Пришла любовь, о которой я только писал…»

В тот МХАТ билетов не купить уже почти 120 лет. Да еще на премьеру, на «Вишневый сад». Но и пьеса, и премьера — были! Сотни свидетельств тому. Статьи, рецензии, десятки мемуаров и даже один художественный и доныне загадочный роман. Может, самая знаменитая книга Серебряного века.

В. Каррик. Шарж Брюсова и Белого: «То как зверь они завоют, то заплачут как дитя».

В тот вечер 1904-го к подъезду театра съехалась вся Москва. Но среди говорливых волн в фойе — двое явно влюбленных. Золотоволосый, синеглазый юноша и щуплая брюнетка с коротким носиком, «ящерка юркая». Поэт и беллетристка. И здесь же, в театре, они и увидят и третьего, тоже поэта — того, в кого, на свою беду, влюбится «ящерка», и с кем из-за нее синеглазый не только будет соперничать, но едва не встанет к барьеру. Этот «треугольник» и явится началом той знаменитой книги Серебряного века, где все получат странные имена: Генрих, Рената и Рупрехт. Золотоволосый Генрих станет явлением света, Рупрехт — тьмы, а Рената — женщиной, мечущейся от ангела к дьяволу.

Андрей Белый (1880-1934).

Роман этот — «Огненный ангел». Генрих — это Андрей Белый, Рената — Нина Петровская, а Рупрехт — сам Брюсов.

Нина Петровская (1879-1928).

И автор романа, и — герой его…

Валерий Брюсов (1873-1924). Фото: РИА Новости

Для Брюсова этот год был годом бури. Он был уже самым известным поэтом, основателем школы, мэтром. В приятелях — едва ли не все именитые писатели (тот же Чехов, который умрет через полгода). А не именитых, юного Блока, например, в упор не видел: «Он — не поэт». Не то что он, Брюсов — законодатель, звезда — как звали его. А Нину к моменту их «роковой встречи» величали «покорительницей поэтов». Позже назовут вакханкой, истеричкой, алкоголичкой, наркоманкой. Но «и в доброте, и в злобе, и в правде, и во лжи, — напишет Ходасевич, — она во всем доходила до конца, до предела…»

Нина была замужем за издателем Соколовым, «московским саврасом», чья книга стихов ничего кроме хохота не вызывала. В издательстве познакомилась с Бальмонтом. Там и начался их короткий роман. А потом в ее жизни возник Белый, он-то и «спас ее от Бальмонта». Роман, правда, дальше писем Белого к ней, которые, как она заметит, были кусками «готовящихся к печати статей», не пошел. А что было потом, вы уже знаете: театр, премьера, Брюсов. Через пару дней она встретит его на Варварке, у брата мужа. Брюсов, кого считала «недоступным», колдуном и магом, сидел перед ней за чайным столом: простой, домашний — «ну просто невозможный». Короче, на Варварку они вышли уже вдвоем.

«Стоял пронзительный лазурный сентябрь, — вспомнит она, — пахло яблоками из подвалов, на углу продавали последние астры с жесткими, словно жестяными, лепестками». Нина, заговорив вообще о воспоминаниях, скажет, как бы между прочим, что иногда они бывают «неизгладимыми». Брюсов, помахивавший тростью, замрет — а у вас есть такие? Да. «А у меня пока нет. Я тоже хотел бы пережить что-то особенное, чтобы…» Он не докончит фразы. Её позже докончит Нина. Он хотел, скажет, пережить нечто, чтобы написать не «кабинетный» — подлинный образ Ренаты в начатом уже романе «Огненный ангел». Верил — вещь станет «эпохой в литературе». Но так начнутся свидания их. Сначала у Новодевичьего, потом в «сугробном» Петровском парке. Но чаще — в «Метрополе», где, по ее словам, и «развернется их психодрама»…

Тут надо бы притормозить, ибо «Метрополь» — место знаковое. Ныне, если зайдете в отель сзади и подниметесь под крышу, вам, возможно, покажут те две комнатки, которые в 1900-м стали центром читающей России: горнилом декаданса, пробир-палатой русской поэзии. Тут возникло издательство «Скорпион» и журнал «Весы», где правил бал, «остервенело трудился» ставший вождем поэтов Брюсов.

Нина, «фарфоровая девочка» Брюсова, тоже бывала здесь. Писала рассказы, обзоры книг. Но мало кто знал: когда гасли окна под крышей, они встречалась у другого — у главного подъезда «Метрополя». Шли в ресторан. У них был даже свой столик; их знали метрдотели, официанты, им привычно кивал дирижер оркестра. Сидели «угарно» до упора, пока не гасли люстры. И однажды, велев ей закрыть глаза, он повел ее в дешевый отель рядом, где, усадив ее, «озябшую собачонку», упал на колени и спросил: «Хотите, чтобы тут был наш дом?» «Брюсов, — пишет она, — протянул мне бокал с терпким вином, где, как жемчужина, была растворена его душа, и сказал: «Пей!» Я выпила и отравилась на семь лет…»

В первых письмах (а их сохранился том в 700 страниц, ныне изданный) он называл ее «огонечком», «маяком». Писал: «Ты «настоящая». В дневнике скажет: «Пришла любовь, о которой я только писал в стихах, пришла женщина, о которых я только читал в книгах». А после месяца, проведенного в Финляндии, где они, смеясь, утопят в озере ее переписку с Белым, назовет ее «пиком», с которого «видел оба океана»: своей прошлой и будущей жизни. Словом, узел, на виду у Москвы, завязывался крутой. «Во мне он нашел, — пишет Нина, — оторванность от быта, душевную бездомность, жажду смерти — все свои поэтические гиперболы». Но когда вместо свидания он скажет: «Мне некогда, я должен расставлять на полке книги», когда она узнает, что у него роман с поэтессой Столицей, а потом, что он встречается и с великой Комиссаржевской, Нина поймет: она попала в «черную безвыходную западню».

Может, потому и решится на выстрел?

Брюсовский журнал «Весы» — печатный орган символистов.

«Дама вынула из муфты браунинг…»

Строго говоря, история эта темная. Расходятся мнения даже участников ее — Белого и Брюсова. Белый пишет, что в антракте его лекции в Политехническом Нина навела револьвер сначала на него. «Я не шелохнулся. Я стоял на эстраде, раскинув руки, и ждал смерти. Но она не выстрелила, перевела револьвер на Брюсова. А он, как барс, — и откуда в нем такая ловкость? — прыгнул с эстрады и выхватил револьвер». Брюсов пишет иначе: «На лекции подошла ко мне одна дама, вынула из муфты браунинг, приставила мне к груди и спустила курок. Публики было мало, но все же успели схватить руку и обезоружить…»

Словом, так и осталось неясным: а был ли выстрел? Ясно одно: страсти бушевали дикие. Семь лет бушевали. Для него. А для Нины с того «лазурного сентября» — всю оставшуюся жизнь. Она пыталась удерживать его. Ревновала к жене: «ее насморк для тебя важнее моей смерти». Колола самолюбие: «О, насколько искреннее и свободнее тебя Бальмонт». Заводила даже романы с «прохожими». «По двое суток, без пищи и сна, — писал Ходасевич, — лежала на диване, накрыв голову черным платком, и плакала… Ломала мебель, била предметы. Тщетно прибегала к картам, потом к вину. Наконец, весной 1908, испробовала морфий. Затем сделала морфинистом Брюсова, и это была ее неосознанная месть…»

Нина кончит самоубийством. Откроет газ «в нищенском отеле» Парижа. До того писала сценарии за какую-то актрису, переводила, давала уроки, потом шила белье для солдат, мыла посуду и, наконец, — просто побиралась. Берберова пишет: «Теперь от нее пахло табаком и водкой. С утра уходила пить вино, потом обходила врачей, умоляя прописать ей кодеин, который заменял наркотики. Я старалась заставить ее вымыть голову, выстирать чулки, но она ни на что не была способна. Однажды ушла и не вернулась…»

«Нина! Нина! — написал ей когда-то Брюсов. — Жизнь приучила меня притворяться. Но тебе могу сказать: поэзия для меня — всё». Она знала это и уже поставила ему «диагноз»: «для одной линии будущего памятника, — написала, — он, не задумываясь, зачеркнул бы самую дорогую ему жизнь». Да, роман «Огненный ангел» был издан, а значит — кончился и любовный роман. Но вот загадка, мистика — она еще в Москве успеет бросить ему страшные слова. «Убей еще чью-нибудь жизнь, — выкрикнет, — от этого ты расцветаешь…».

И — как напророчит. Убьет он Надежду.

Надежда Львова (1891-1913).

«Мне казалось нечестно бросить женщину…»

26 ноября 1913 года газета «Русское слово» сообщила:

«Застрелилась молодая поэтесса Над. Львова… Около 9 вечера, — пишет репортер, — г-жа Л. позвонила к г-ну Б. и просила приехать. Б. ответил, что ему некогда — занят срочной работой. Через несколько минут г-жа Л. снова подошла к телефону: — Если вы сейчас не приедете, я застрелюсь. В квартире, где она снимала комнату, находился только другой жилец, г-н Меркулов. Минут пять спустя грянул выстрел, открылась дверь и г-жа Л., шатаясь, крикнула Меркулову: «Я застрелилась, помогите!» Он вызвал карету скорой помощи: «Не нужно ли вам чего-нибудь?» Она назвала N телефона: «Попросите, чтобы приехал». Через несколько минут г-н Б. приехал. Она как будто узнала его, как будто пыталась говорить, но уже не хватало сил…»

Могу представить, как летела в ночи пролетка с Брюсовым, если он примчался в дом раньше «скорой». Может, во время этой скачки он понял, наконец, что «чувства», которые сам лишь имитировал, иных — убивают? Ведь в предсмертном письме Надя написала: «Я тебя люблю, хочу быть с тобой. Как хочешь, «знакомой, другом, любовницей, слугой». Но не буду «ничем». В последний раз — умоляю, если успеешь, приди».

Он не успел и, кажется, ничего не понял. Ибо ныне известно: прочтя письмо ее, он не без самолюбования запишет: текст-де, «выказывает» столько любви, что «в самой боли читать его была и какая-то мучительная радость…».

Кем же была Надя Львова, Нелли, как звал ее он, девушка, которая в 15 стала подпольщицей, в 16 арестанткой, в 19 — поэтом, а в 22 года — самоубийцей? Дочь почтового служащего, она, окончив гимназию с золотой медалью, к 1910 году ощутила себя «поэткой». «Ах, разве я женщина? Я только поэтка». Ныне пишут, что стихи ее «по бешенству чувств» походили на дерзкое начало Цветаевой. «Застенчивая, угловатая, слегка сутулая, — пишет поэт Садовской, — не выговаривающая букву «к» и вместо «какой» произносившая «а-ой» — ее мало кто замечал». Но Брюсов заметил и чисто «литературное знакомство» перевел в легкий флирт. Прогулки, книги, разговоры о Верхарне, о Данте. А когда он помог ей выпустить первую книгу, Надя, считайте, погибла.

Тот же Садовской, увидев ее через два года, обомлел. «Модное платье с короткой юбкой, алая лента в волосах, прищуренные глаза. Даже «к» она теперь выговаривала как следует». Брюсов пишет, что первый раз испугался ее, когда она попыталась отравиться. А второй — когда захотела стать женой. «Мне, — возмутился, — казалось нечестно бросить женщину, с которой я прожил 17 лет». Но честным оказалось взять Надю в Финляндию (как и Нину когда-то). Месяц счастья! Как было верить в его охлаждение? Но после Финляндии она и напишет ему: «В любви я хочу быть «первой». Это письмо предпоследнее.

А последним стало то — предсмертное.

Хоронили ее на Миусском кладбище. «У открытой могилы стояли родители Нади, он — в поношенной шинели, она — в старенькой шубе и в приплюснутой шляпке, — пишет Ходасевич. — Частица соучастия в брюсовском преступлении лежала на многих из нас». Но Брюсова, представьте, у могилы не было. Он почти сразу — на полтора месяца! — уехал в какой-то санаторий под Ригой, где у него возникла новая любовь…

Но что Надя, что Нина, что Комиссаржевская, если главной ставкой его станет революция!

Шаржи на Брюсова, Ясинского и Бальмонта в журнале «Стрекоза». 1916 год.

И Господа, и Дъявола равно прославлю я…»

Да, когда-то он написал: «И Господа, и Дъявола равно прославлю я». Дал понять: он — «над схваткой». В 1905-м в пух разнес статью Ленина «Партийная организация и партийная литература». Да и над единственным «ревстихом» своим — над «Каменщиком» — смеялся; такие вирши-де он мог бы «гнать» километрами. Но после Октября суетливо кинулся оспаривать: кто первым принял революцию — писатель Ясинский, или все-таки он. «Я еще в конце 1917 г. начал работать с Советским правительством, — настаивал в «Автобиографии». — С того времени работал в разных отделах Наркомпросса. Был заведующим Книжной Палаты, Отдела Научных Библиотек, Отдела Лито, Главпрофобра».

Куча должностей. Но если разбираться в этой «куче», то можно найти те еще «истории». Например, в Главпрофобре он, как и его отец когда-то, запрещал детские сказки. «Совершенно недопустимы сказки, где речь идет о царях и царевичах, о Боге и ангелах». А в Книжной палате организовывал отряды по спасению книг помещиков. На деле — по «реквизиции частных библиотек».

Пока не пришли за его огромной библиотекой…

«Как-то в квартире Брюсовых раздался звонок и в переднюю ввалилась немолодая, решительная баба и несколько рабочих. «Тут у вас книги имеются. Покажите». Компанию повели в кабинет. Баба тараторила: «Подумайте — сколько книг! И это — у одного старика!.. Завтра пришлем грузовик!»

А ведь Брюсов даже Бунину (тот просил!) ни разу не дал ни одной книги. Спас его библиотеку, после жалобы Брюсова, лично Луначарский. Тот, кстати, который и «втянул» его в партию большевиков. Брюсов оправдывался потом: разговорились-де всего лишь о доктрине Маркса, а Луначарский и реши — он якобы хочет в партию. «Отказаться, — разводил руками Брюсов, — было равносильно стать в активно враждебные отношения. Это в мои расчеты не входило…»

Москва, проспект Мира, 30. В этом доме поэт жил в 1910-1924 годах.

Расчеты, вечные расчеты! Только теперь всё уходило из жизни его, всё просачивалось как сквозь пальцы. Когда-то он писал в дневнике: «Если можешь, иди впереди века; если не можешь, иди с веком, но никогда не будь позади века». Увы, в 1920-х, он, несмотря на всю свою прыть, безнадежно отставал от эпохи. Такой вот итог! Он, который жертвовал любимыми, семьей, друзьями, сам стал жертвой. Преподавал стиховедение в им же открытом поэзотехникуме, потом — в Литературно-художественном институте. Юные Светлов, Приблудный, Алтаузен рты разевали, когда он, по заданному слову или факту, прикрыв глаза ладонью, уже через минуту читал экспромты. Факир рифмы, фокусник! А иногда, собрав ватагу в 20-30 человек, шел на ночь к памятнику Пушкину читать стихи, мечтать о славе. Им — мечтать о будущей славе, ему — ненасытно — о настоящей.

Фотосессия мэтра.

Но когда в Большом театре ему на 50-летие вручат Грамоту ВЦИК, — вместо ордена, которого ждал! — то именно студенты утешат его — начнут качать. Впрочем, и этот «триумф» испортит Шенгели, поэт. «Качали старика, — напишет, — было похоже, что подбрасывают покойника». Да, он, «взрослый мальчик», умер раньше смерти, хотя сам об этом так и не узнал. Две строчки о нем в энциклопедии есть: был такой вождь символистов. Но остался ли как поэт? Не знаю…

Говорят, последними его словами были: «Мои стихи…» Он очнулся, поднял палец и прошептал их жене.

P.S. Хоронили его пышно. Знамена, цветы, почетный караул. «Звучали барабаны пионеров, — пишет свидетель. — Гроб несли на руках». По другой версии балаганно-красный катафалк с конной милицией бойко помчался к Новодевичьему. «Событие чувствовалось, горя не было», — бросил один поэт.

«Преодоленной бездарностью» назовет его критик Айхенвальд. Андрей Белый скажет: «Есть люди, у которых провалился нос. У Брюсова провалилась душа». А Ахматова откликнется точнее: «Он знал секреты, но не знал тайны…».

Источник: https://rg.ru/2022/11/11/valerij-briusov-kumir-po-raschetu.html

****************************************************************************************************

антология

Поэзия Серебряного века

Составитель: не указан

М.: АСТ2018 г.

Серия: Золотые строки

Тираж: 2000 экз.

ISBN: 978-5-17-109975-6

Тип обложки: твёрдая

Формат: 60×90/16 (145×215 мм)

Страниц: 352

Описание:

Стихотворения поэтов Серебряного века…

5 комментариев

  1. Дополнение:
    https://proza.ru/2017/11/01/707
    Валерий Яковлевич Брюсов. 1873 — 1924//
    Виктор Рутминский (С)
    «РЕМЕСЛО ПОСТАВИЛ Я ПОДНОЖИЕМ ИСКУССТВУ»

  2. «Ты – женщина, и этим ты права.
    От века убрана короной звездной,
    Ты – в наших безднах образ божества.
    Мы для тебя влечем ярем железный,
    Тебе мы служим, тверди гор дробя,
    И молимся от века – на тебя!» (В.Брюсов)

    … я слишком люблю Наш Серебряный век, чтобы не сделать сегодня для Брюсова исключение. 🙂

    А Символизм — вообще моя эстетическая религия. 🙂
    Поклон, ушедшим Любимым! которые мне ближе нынешних. Да.

    Всем — Добра!
    НАШ
    ____________________
    «Есть тонкие властительные связи
    Меж контуром и запахом цветка.
    Так бриллиант невидим нам, пока
    Под гранями не оживет в алмазе». (В.Я.Брюсов)

  3. Еще сегодня День рождения у дивного Генриха Гейне:

    Немецкий поэт, публицист и критик позднего романтизма. Мастер сатиры, фельетона, путевых заметок. Идеолог движения «Молодая Германия». В 1830 году эмигрировал во Францию. Википедия
    Родился 13 декабря 1797 г., Дюссельдорф, Берг, Священная Римская империя
    Умер 17 февраля 1856 г. (58 лет), Париж, Франция
    В браке с Матильда Гейне
    Родители Пейра ван Гельдерн, Самсон Гейне
    Цитата: В созданиях всех великих поэтов, в сущности, нет второстепенных персонажей, каждое действующее лицо есть на своем месте главный герой.
    _______________________________________________________________

    См.: https://poemata.ru/poets/geyne-genrih/ — Сборник поэзии Генриха Гейне, в котором представлено 152 стихотворения.

    Генрих Гейне. Двое перед разлукой

    Двое перед разлукой,
    Прощаясь, подают
    Один другому руку,
    Вздыхают и слезы льют.

    А мы с тобой не рыдали,
    Когда нам расстаться пришлось.
    Тяжелые слезы печали
    Мы пролили позже — и врозь.

    Источник: https://poemata.ru/poets/geyne-genrih/dvoe-pered-razlukoy/
    ***************************************************************************
    Гейне. Мистическое стихотворение о любви
    https://www.youtube.com/watch?v=D3vsRLz16bw
    Магия Слова
    ____________________
    Поклон, Милый! Амэн
    ……………………………………

  4. Перукуа. Практика раскрытия сердца: https://youtu.be/U_y4I0QAZFE
    ——
    Перукуа. Доверять своей любви: https://youtu.be/McCQgEnDQdo

Добавить комментарий для Наталья Шлемова Отменить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *