Идеальная «Река»
(Вольный отзыв на фильм Эмира Байгазина)
С 26 октября по 3 ноября 2019 года прошёл Международный фестиваль кино стран Содружества «Московская Премьера», собравший под своё крыло представителей 14 стран, некогда входивших в состав СССР. Фестиваль ставил своей целью объединение разругавшихся, было, народов на новых основаниях, а именно, любви к искусству вообще и к искусству кино, в частности. Пафос события в точности отвечал футуристическому кличу «основать скит работников Песни, Кисти и Резца», и надо сказать, со своей задачей справился. В наше время тотальной разобщённости, которое странным наступило после падения железного занавеса (после чего в каждом доме появилась железная дверь), именно люди искусства удерживают пока ещё этот стяг – объединяющий города и веси, страны и народы. Именно искусство оказывается той универсальной ценностью (связующей нитью), которая, несмотря на различия, способна собрать всех – от двух единомышленников до стран-соседей, утративших былое родство. Фестиваль завершился. Мы в представленной ниже работе, хотим сказать несколько слов о его победителе, фильме, взявшем гран-при фестиваля в номинации «Лучшая полнометражная картина» . Речь пойдёт о «Реке», руки Эмира Байгазина.
Русло «Реки»
«Река» – последняя часть трилогии о взрослении мальчика Аслана. Но это не первая победа данной работы. На 75-ом Венецианском фестивале Эмир Байгазин был удостоен приза «Лучший режиссер», и почти одновременно его «Река» попала в конкурсную программу кинофестивалей Торонто и Токио. «В целом я рад этой комбинации: Венеция, Торонто, Токио», – отмечает Э. Байгазин, мы же поставим акцент на широте её охвата. «От Запада и до Востока (и Ближнего и Дальнего), от зависти и до восторга» [1], во множестве стран мира заворожённые зрители следят за течением «Реки», которая собирает на свои берега представителей разных культур и конфессий, оказываясь точкой притяжения взглядов сотен и сотен восхищённых и несколько ошеломлённых поклонников кино…
Можно долго говорить о судьбе так сразу и так громко заявившей о себе картины, но так и не сказать ничего о ней самой, о том, что она такое есть…
Атмосфера «Реки»
«Река» безусловно, притча. Безусловно, многослойная и многоуровневая, и, безусловно, невероятно красивая, в том подлинном смысле красоты, которую мы называем бытийной…
«Архаическая красота» (не бывшая красотой в нашем смысле слова), оживляла связь человека с богами Земли, делала её ощутимо реальной. Источник красоты (которую бы следовало назвать не-красотой, и лишь понятая так, она становится тем, чем она была) — не человеческая самость, а космос, играющий в свою игру и передающий нам свои импульсы» [2, с. 259].
Красотой и космичностью своей картина хватает мгновенно и не отпускает до самого конца. Хлеб из тандыра, живой огонь, ветер, несущий песок, усиливающийся соразмерно душевным переживаниям героев, потрясающий, почти нереальный свет – лучи рассветного, закатного, полуденного солнца, загорелые мальчики в его животворных лучах, загорелые мальчики с ликами олимпийских богов. Каждый кадр здесь просится в фотоальбом. Чудесное описание данного эффекта даёт Тулеген Байтукенов: «Выверенные геометрические кадры, потрясающие степные пейзажи, блики солнца на бесконечно текущей, как у Тарковского, реке и христианский символизм, которому может позавидовать даже «Портрет четы Арнольфини» Яна ван Эйка, – вот что такое атмосфера «Реки»» [3].
«Реки» извивы
Сюжет? Отец, мать и пять их сыновей живут в долине Казахстана (впрочем, о том, что это Казахстан, не сказано ни слова, мы лишь догадываемся об этом, зная первые картины трилогии). Степь, солнце, песок…
Сухо. Сухо и в мире и в атмосфере патриархальной семьи. Сухо общаются братья с отцом, но тесно, хоть и бессловесно, связаны друг с другом. Слов вообще мало в этой картине, поэтому её очень легко смотреть в оригинале, без русских субтитров. Сюжетная нить видна и без слов.
Фигура отца и пять сыновей, пытающихся по мере взросления, сместить давлеющую над ними фигуру. Эдипова комплекса здесь не видно, поскольку не видно мать (её фигура заретуширована, почти скрыта от наших глаз), но идея соперничества с отцом и последующих попыток отцеубийства прослеживается явно.
Чуть что не так, отец хватается за розги. Мы сопереживаем несчастным, подвергнутым такой расправе, но саму сцену насилия не видим, лишь наблюдаем за наблюдающим её. Наблюдаем за Асланом (имя в переводе означает «Лев», имя столь же «королевское», как и имя Эмир). Аслан кажется нам, бесстрастным, но сколько сжатой энергии таится внутри…
– Я хочу убить его, – именно после случая с розгами первый раз звучат в фильме эти страшные слова.
В какой-то миг не Казахстан, а ожившая история Люцифера и мятежных ангелов встаёт перед нашим взором, одномоментно превращаясь в притчу о первородном грехе.
Здесь есть и факт ослушания Отца и, ставший главным в работе, элемент соблазнения, обольщения братьев современной игрушкой (планшетом). Канат – гость из города (двоюродный брат) – выступает как змий-искуситель. Конечно, дело не в планшете как таковом, а во всей современной индустрии развлечений, отрывающей от тихого счастья труда и глубокого согласия с Природой. Кроме планшета, Канат привносит в дом шум телевизора, сломанного ранее… И вместе с ним впускает в тихий оазис дома угнетающий гул новостей…
Что мы скажем о госте, так изменившем всё в архаичном и размеренном быте семьи? Кто он? То ли мальчик, то ли девочка – совершенно нелепое существо в этих вневременных пейзажах. Канат олицетворяет собой современность, как ни посмотри. Он олицетворяет собой современный западный мир, развращающий, разрушающий, попирающий устои: вспомним, как быстро Канат научает ребят мочиться в Реку, в святую Реку, в Реку, к которой, скорее, приходили молиться.
Как быстро поддаются соблазну мальчишки. За принесенный Канатом планшет они готовы отдать всё самое ценное, в том числе и бесценное. Отдать то, что «ценностью» (то есть имеющим цену) изначально не является. Так, укрывавшиеся ранее одной простыней братья, разошлись по разным комнатам, перестали друг с другом общаться, пытаясь поделить планшет (здесь притча превращается в социально-политическую драму о разъединении братств и содружеств). Собака и канарейка, только что считавшиеся друзьями и членами семьи, также стали рассматриваться в качестве денежного эквивалента, который можно отдать за желанный гаджет. Сказка «Соловей» Г.Х. Андерсена и связанная ней тематически «Роза и соловей» О. Уайльда рассказывают нам о том же самом. О том, что живое, любящее, любимое, то, что требует заботы и внимания, оказывается забытым и отданным за пустяк. В нашем случае, ещё не отдано, но уже готово стать таковым.
Режиссёр будто исследует своих героев, каждый раз ставя их в ситуации на пределе, на краю, на пороге, но не позволяя этот порог переступить. Он не даёт сыновьям убить отца, вместо них это делает Река. «Я пожелал этого, и это случилось, Река всегда исполняет желания», – слова одного из братьев. Глубокое чувство вины за несодеянное, за одну только мысль о возможности такового, не позволяет герою оставаться прежним. Не менее сильное чувство вины и после сцены исчезновения Каната.
Канат идёт с братьями на реку, чтобы переплыть её вместе с ними, и исчезает. Мальчики уверены, что он утонул, и что вина за его смерть лежит на их плечах, и вину свою они ни с кем делить не будут, потому что её нельзя разделить… Перестают есть, прекращают привычные игры, только ритм труда спасет их – их дом, их крепость, сделанная из приготовленных ими же кирпичей – теперь растёт во много раз быстрее.
Одновременно Аслан сколачивает крест, и мы уверены, что крест тот утонувшему Канату, но он оказывается обманкой – чучелом, для отпугивания ворон… С мёртвой птицей «на плече» и тотемным черепом коровы. Потом обманкой оказывается и сама смерть. Режиссёр снова, не давая событию случиться, переживает и заставляет нас пережить его так, как будто оно произошло.
Канат вернулся живым. Он доплыл раньше всех, не дождался ребят и ушел. От души отлегло. И у героев и у зрителей… Радостный танец-полёт облегчения ощущается всеми в финале…
Порог «Реки»
До сих пор мы говорили о «Реке» как о притче совершенно библейской, но живые мотивы Востока и первые фильмы трилогии, а также визуальные знаки в самой ткани работы, настойчиво твердят нам о том, что мы в теченье Ислама. И тут реальность начинает двоиться, переливаться волнами Реки, мы недоумеваем: идея о первородном грехе отсутствует в данной традиции. В этот самый момент происходит переход на новый уровень восприятия, мы как будто вываливаемся из ограниченья культур. Если Аллах и Яхве были двумя иглами циркуля, то сейчас мы поднялись к скрепляющему их шарниру, дошли «до ручки», вышли в точку «над», в точку конвергенции, в точку за пределами различия религий. Теперь мы там, где Отец – всегда Отец, а Река – всегда Река. Она и Стикс и Лета, она и жизнь и смерть, она – есть вечное движение и вечный в движении покой…
В одном из интервью Эмир Байгазин признаётся, что ему «хотелось просто оставить несколько прекрасных картин, когда люди были другими и время протекало иначе» [4]. Ему удалось и то и другое, и много ещё того, о чём пока никому не удавалось сказать. И если Аслан хоть на 10 % похож на создавшего его режиссёра, то в самом скором времени мир узнает Большого Эмира, который подарит ему много прекрасных картин, от красоты и мощи которых будет снова и снова захватывать дух.
Примечания:
- Евтушенко Е. «Пролог». Стихотворение.
https://45parallel.net/evgeniy_evtushenko/prolog.html
- Болдырев Н.Ф. Изгнание в язык. Челябинск: Изд. группа «Единорог», 2019, 309 с.
- Байтукенов Т. «На берегу очень тихой реки».
https://rus.azattyq.org/a/emr-baigazin-river-film-review/29565844.html
- Рамазанова У. Интервью «Эмир Байгазин: «Индустрия кино – как море при живописном закате, но на его дне много острых камней»».
https://www.the-village.kz/village/people/interview-people/5347-emir-baygazin