*************************************************
30 христианских поэтов. Часть 1
Владимир Шалларь (с) Редактор медиатеки «Предание.Ру»
«Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Поэта неба и земли» — так можно было бы перевести Символ веры. Обзор христианской поэзии надо начинать с Библии, которая вся наполнена стихами. А уж «Библейские мотивы в поэзии» вообще отдельная тема — смотрите сборник, посвященный этому вопросу.
Следующий большой раздел поэзии — богослужение. Среди авторов богослужебных песнопений встречаются подлинно великие поэты, например, Роман Сладкопевец и Андрей Критский. О церковных песнетворцах читайте отдельное исследование.
Кроме того, христианская древность знала много поэтов-богословов — вспомнить хотя бы стихи Григория Назианзина, или «Книгу скорбных песнопений» Григора Нарекаци — подлинный шедевр.
Но наш сегодняшний обзор посвящен христианской поэзии Возрождения, Нового времени и современности.
Классика
Это великое произведение принадлежит одновременно Средневековью и Ренессансу. «Божественная Комедия» вобрала все лучшее, что было в средневековом христианстве и порывах Возрождения: это и пламенная молитва Богу, и проникновенная любовная поэма; дань уважения Античности и гимн святым; воплощение смирения и достоинства человека. Этот чрезвычайно наполненный текст вызывает не только эстетическое восхищение, но и провоцирует работу богословского и философского разума.
Данте писал и прозу. «Новая жизнь» — его мемуары: история любви к Беатриче, автокомментрий к стихам, посвященных ей. Здесь Данте пишет о еще не созданной Комедии: «После этого сонета явилось мне чудесное видение, в котором я узрел то, что заставило меня принять решение не говорить больше о благословенной, пока я не буду в силах повествовать о ней более достойно. Чтобы достигнуть этого, я прилагаю все усилия, о чем она поистине знает. Так, если соблаговолит Тот, Кем все живо, чтобы жизнь моя продлилась еще несколько лет, я надеюсь сказать о ней то, что никогда еще не было сказано ни об одной женщине».
Не менне интересны трактаты и письма Данте.
Один из центральных текстов европейской христианской культуры. Невозможно рассказать о нем в формате краткой аннотации, поэтому остановимся только на значении «Фауста» как пророчества о европейской культуре.
Фауст — «доктор», ученный, герой познания — такова Европа времен Просвещения. История Фауста начинается с попытки переписать Писание, т. е. в точке отхода Европы от христианства, попадания в водоворот событий-искушений. Пережив их, Фауст приходит к мысли закончить европейскую историю, даровав людям счастье. Как известно, счастье, Рай на земле оказалось ложью, но именно из-за своей веры в удачу Фауст отдает душу Мефистофелю. Все это и правда выглядит как символическая зарисовка пути Запада в последние несколько веков.
Будем помнить только, что история Фауста на этом не кончается — Бог спасает Фауста. Если Гёте здесь и правда выступил провидцем судьбы Запада, то можно надеяться, что и Западу — (пост)христианскому человечеству — уготовано спасение.
Трагедии, комедии, хроники
Шекспира
«Если бы мы пожелали вникнуть в то, как христианская культура повлияла на трагедию, то нам следовало бы поразмышлять над Королём Лиром. Если б Король Лир был аттической трагедией, она, пожалуй, закончилась бы в пустоши, на пике безумия протагониста и в точке его максимального и самого демонического (то есть облагораживающего) отчаяния, в коем он достиг бы полного исчерпания страсти. Разумеется, не было бы странного и прекрасного воссоединения с Корделией, изобилующего образностью воскресения и разговорами о прощении, так как эта сцена примерения (устремленная к эсхатологической надежде) делает последующую смерть Корделии более ужасной, чем что-либо, возможное в аттической трагедии: как раз потому, что зрителю дается проблеск радости – которую бессильна омрачить трагическая мудрость, – радости возвращения любимого человека, – следующая за этим смерть видится как нечто абсолютно бессмысленное, безобразное, не сообщающее никакой мудрости, сопротивляющееся всякому встраиванию в какую бы то ни было метафизическую схему умопостигаемости или утешения. Стоит отметить также, что Шекспир опять и опять возвращался к этому мотиву утраченной и вновь обретенной дочери в «проблемных» и «романтических» пьесах – в Перикле, Цимбелине и (особенно волнующе) в Зимней сказке, но всегда уже помещая в конец пьесы «воскресение». — писал замечательный современый мыслитель Дэвид Харт.
Собрание пьес «испанского», «католического Шекспира» — Педро Кальдерона, «недосягаемого образца верности христианским идеалам, человеческому долгу, чувству чести», по слову Шлегеля.
«Так же, как древняя трагедия связана посредством праздников Диониса с религиозным культом, испанская драма связана посредством средневековых мистерий с культом католической религии. Шекспир порвал эту связь. В его драме — полная философская свобода, нет и следа религиозного происхождения. Кальдерон — глубочайший мистик, но отнюдь не философ» — так Дмитрий Мережковский сравнивает Кальдерона с драмами древних и Шекспиром.
Французский классик, великий поэт-трагик. Входил в кружок янсенистов (религиозно-философское направление в католицизме, главный представитель — Паскаль).
Трагедии Расина — образец классицисткого театра и поэзии. Расин писал в основном на античные темы (исключение — гениальная «Есфирь»).
Шатобриан, сравнивая трагедии Расина с их античными образцами, подчеркивал, насколько христианство их «улучшило». Приведем его рассуждение о «Ифигении»: «Отец Брюмуа отметил, что Еврипид, вселив в Ифигению страх смерти и желание спастись, следовал природе более, нежели Расин, чья Ифигения кажется чересчур безропотной. Сама по себе мысль эта хороша; но отец Брюмуа забыл, что Ифигения нового времени — дочь-христианка. Ее отец и небеса изъявили свою волю — ей остается лишь повиноваться. Лишь та религия, что изменила основы философии и нравственности, смогла вселить в Расинову Ифигению такое бесстрашие. Здесь христианство торжествует над природой и, следовательно, пребывает в большем согласии с истинной поэзией, укрупняющей предметы и склонной к преувеличению. Дочь Агамемнона, которая побеждает свою страсть к любовь к жизни, вызывает гораздо больше сочувствия, нежели Ифигения, которая скорбит о собственной кончине. Естественное далеко не всегда трогательно: страх смерти естествен, однако когда жертва оплакивает самое себя, она тем самым осушает проливаемые над ней слезы. Сердце человеческое жаждет большего, чем ему доступно; в особенности же оно жаждет поклоняться и восхищаться: Создатель вложил в него стремление к неведомой красоте».
«Христианская Илиада», один из главных текстов европейской литературы. Изложенная стихами история Творения, падения Сатаны и грехопадения.
Льюис писал об ортодоксальности мильтоновского «Рая»: «Коль скоро дело касается догматики, «Потерянный рай» — поэма необыкновенно христианская. За исключением нескольких стоящих особняком фрагментов, ее нельзя даже назвать специально протестантской или пуританской. Она представляет собой великую центральную традицию».
«Освобожденный Иерусалим»
Тассо
Рыцарская поэма, описывающая Первый Крестовый поход, классическое произведение европейской литературы. Шатобриан в «Гении христианства» писал об «Освобожденном Иерусалиме», сравнивая его с героическими поэмами античности:
«“Иерусалим” во всяком случае доказывает, что можно создать превосходное произведение на христианский сюжет».
«Отчего же Тассо, изображая рыцарей, оставил образец безупречного воина, а Гомер, рисуя людей героической эпохи, создал лишь неких чудовищ? Оттого, что христианство с самого начала выдвинуло прекрасный нравственный идеал, или прекрасный идеал характеров, а певцу Илиона политеизм не мог даровать этого преимущества».
Переводная поэзия ХХ века
Поэзия Честертона несет то же, что и его проза, эссеистика, апологетика: гротеск и юмор, легкость письма и игра мысли, любовь к Богу и Его творению, чувство острой благодарности и ясной радости.
Честертон писал в самых разных жанрах: баллады в духе романтизма, стихи для детей, типичная английская «поэзия нонсенса», юмористические стихи, религиозная и философская поэзия.
Приведем одно стихотворение Честертона «Устами нерожденного младенца», где выразился его «мистический минимум» — благодарность за существование, уверенность в том, что бытие лучше небытия; видение мира глазами первого человека — как чуда, странности — истинная плоть всякой реальности.
Если низки — травы, а лес — высок,
Как в безумной книжке какой,
Если море сине взаправду там,
За моею хрупкой стеной,
Если круглый в небе висит огонь,
Чтоб меня обогреть извне,
Если волосы зелены на холмах,
То я знаю, что делать мне.
Я мечтаю, лежа во тьме, что там
Разноцветные есть глаза,
Грохот улиц и двери, с молчаньем их,
И телесные люди — за.
И пускай там бури, но лучше мне
Быть одним из отвергших тьму,
Чем хоть целую вечность повелевать
Государством тьмы одному.
Если только позволено будет мне
Хоть на день оказаться там,
Я за милость эту, за эту честь
Баснословную — все отдам.
И, клянусь, не вырвется из меня
Ни гордыни, ни жалоб стон, —
Если только смогу отыскать я дверь,
Если буду-таки — рожден.
Один из крупнейших поэтов-модернистов ХХ века. Семен Франк писал о нём:
«Чувство интимной близости, кровной любви к Богу проникает собой всю религиозную лирику Рильке, и он находит для ее выражения самые нежные, трогательные, умиляющие слова. Но именно поэтому он должен искать новых, неслыханных доселе слов, и новых, дерзновенных понятий, чтобы точнее и полнее выразить всю интимность и нежность своего чувства и отношения к Богу».
Проза Рильке не менее значима, чем стихи. Прежде всего рекомендуем «Записки Мальте Лауридса Бригге».
Стихотворения и поэмы
Т. С. Элиота
Великий англо-американский (точнее — просто англоязычный) поэт, драматург, литературный критик, мыслитель. Одна из крупнейших фигур культуры XX века, выдающийся представитель модернизма, чье влияние на современную англоязычную (и не только — взять хотя бы Бродского) поэзию нельзя переоценить.
Это тем более примечательно, что Элиот не только был христианином, но и все его творчество носит явный христианский характер — ценнейшее свидетельство того, что христианство не потеряло свою культурную силу, и может давать удивительные плоды в самых утонченных и высоких направлениях современного искусства. Примечателен также его духовный путь: от современности, забывшей свои христианские корни, к началу, к истокам веры. Воспитанный в унитариансве (крайняя форма протестантизма, отрицавшая Триединство Бога), в молодости — агностик, потом он становится англиканином, а затем католиком.
Элиот был не только гениальным поэтом, но и первоклассным литературным критиком, публицистом, мыслителем. У нас представлены две книги его эссеистики.
Англо-американский поэт, драматург, публицист, критик. Один из крупнейших поэтов XX века. Для его сложной интеллектуальной экспериментальной лирики в начале были свойственны фрейдистские и марксистские мотивы, в позднейшем творчестве — христианские.
Не менее значима эссеистика Одена.
«Я нахожу восторг в существовании, — писала Эмили Дикинсон, — чувствовать, что существуешь, — само по себе достаточная радость», — этой тихой светлой радостью проникнуты ее стихи. «Герои» Дикинсон — Небо, Облака, Пчела, Смерть, Прах, Окно, Любовь, Бессмертие (она любила заглавные буквы). Но главный, хотя иногда и неудобный ее собеседник — Бог.
Поэт, драматург, эссеист, представитель католического возрождения во Франции, один из «четырех Отцов Церкви» как в шутку называли его, Пегги, Бернаноса и Жамма.
«“Извещение Марии” — одно из величайших творений, созданных в нашем веке. Оно не пользуется громкой славой, потому что остается непонятным, но здесь в сжатом виде передан самый дух католического христианства. Тему «Извещения Марии» можно определить так: любовь порождает человечность во всеобъемлющем смысле, то есть, любовь рождает человеческую личность как источник существования народа. […] Любовь — это значит жизнь для, жизнь для Идеала, жизнь для всеобъемлющего замысла, где красота и справедливость в безопасности. Тема «Извещения Марии» — любовь, созидающая вселенную: ведь у человека может быть сознание всеобъемлющей реальности, вселенной. Если это понять, то становится понятна и пьеса», — пишет Луиджи Джуссани.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ
Источник: https://blog.predanie.ru/article/30_khristianskikh_poetov_chast_1/
****************************************************************************************************
Антология христианской поэзии |
ПЕРЕЛОЖЕНИЕ БИБЛИИ
Бедный Лазарь, нищий Лазарь
Бедный Лазарь, нищий Лазарь,
На гноище он лежит.
В его сторону ни разу
Лучший друг не поглядит.
Струпья гнойные по коже.
Жалок он и некрасив.
От болезни встать не может,
Не осталось больше сил.
Жить ему совсем немножко.
Близко смерть, а не дошла.
Рад собрать он даже крошки
У богатого стола.
Смеха, говора хмельного
Полон дом у богача.
Лазарю никто ни слова.
Не с кем даже помолчать.
То ли дальний, то ли ближний —
Ран никто не исцелит.
Псы приходят, струпья лижут,
Не смотря на жалкий вид.
Лазарь лекарям лохматым
Нежно гладит влажный нос.
Лазарь каждому, как брату,
Доверяет тайну слёз.
Но однажды пир нарушил
У ворот собачий вой.
Умер Лазарь, его душу
Взяли ангелы с собой.
Лазарь бедный, Лазарь нищий
Жил, страдал, пришла пора —
Умер тихо на гноище
У богатого двора.
Лазаря напрасно всё же
Здесь богач не замечал.
Лазарь жив любовью Божьей,
А она сто крат дороже
Всех сокровищ богача.
Бурчак М.
Бежали из плена
Бежали из плена.
Их вёл Моисей.
В народе измена –
На знамени – змей.
Рабам фараона
В пустыне чужой
За ропот и стоны
Беда за бедой.
Жжёт солнце, и выпит
Последний глоток –
Обратно в Египет,
Кто б вывести смог?!
Куда нас из плена
Увёл Моисей?-
В народе измена,
А под ноги – змей.
И многие пали
В песок на пути,
Пока не вскричали:
“Помилуй, прости!
От Божьего гнева
Спаси, Моисей!…”
И видят: из меди
На знамени – змей,
Как символ Мессии,
Беде запретив:
Глаза подними и
Останешься жив.
Бежали из плена,
Их вёл Моисей:
В народе измена –
На знамени – змей…
Веселков Ю.
Блажен, кто мудрости высокой
Блажен, кто мудрости высокой
Послушен сердцем и умом,
Кто при лампаде одинокой
И при сиянии дневном
Читает книгу ту святую,
Где явлен Божеский закон:
Он не пойдёт в беседу злую,
На путь греха не ступит он.
Ему не нужен пир разврата;
Он лишний гость на том пиру,
Где брат обманывает брата,
Сестра клевещет на сестру;
Ему не нужен праздник шумный,
Куда не входят стыд и честь,
Где суесловят вольнодумно
Хула, злоречие и лесть.
Блажен!.. как древо у потока
Прозрачных, чистых, светлых вод
Стоит, — и тень его широка
Прохладу страннику даёт,
И зеленеет величаво
Оно, красуяся плодом,
И своевременно и здраво
Растёт и зреет плод на нём!
Таков он, муж боголюбивый;
Всегда, во всех его делах
Ему успех, а злочестивый…
Тот не таков; он словно прах!..
Но злочестивый прав не будет,
Он на суде не устоит,
Зане Господь не лестно судит
И беззаконного казнит.
1844г. Языков Н.
* Занё — потому что.
Боже Земли, сокрушающий ковы
Псалом 2
Боже Земли, сокрушающий ковы,
Слепорождённым дарующий свет,
Верным Твоим посылающий Новый,
Кровию Сына омытый Завет!
Суетны дни человека и скудны,
В тяжких тревогах проходят те дни.
Имя Твоё и величие – чудны,
Непререкаемы в мире они.
Не посрами в нас надежды и веры
И защити нас Своею рукой.
Нашим сердцам, полным мукой без меры,
Дай в исцеленье желанный покой.
Дай нам в награду за наше раденье
Суд Твой увидеть над полчищем тьмы.
Дай нам узреть нечестивых паденье,
Что на Земле совращали умы.
Кровью невинных скопившим богатства,
Кривдой творящим земные суды,
Нагло вещавшим в миру святотатства
Дай ощутить злодеяний плоды.
Пусть осознают, что путь преступленья
Неизмеримым страданьем чреват,
Что невозможно души искупленье,
Волей Твоею ввергаемой в ад.
Наши года скоротечны и трудны,
Дай нам увидеть отрадные дни.
Имя Твоё и величие – чудны,
Непререкаемы в мире они.
Лялев Д.
Был с Богом Моисей на дикой горной круче
Был с Богом Моисей на дикой горной круче,
У врат небес стоял как жертвенном дыму:
Сползали по горе грохочущие тучи —
И в голосе громов Бог говорил ему.
Мешалось солнце с тьмой, основы скал дрожали,
И видел Моисей, как зиждилась Она:
Из белого огня — раскрытые скрижали,
Из чёрного огня — святые письмена.
И стиль — незримый стиль, чертивший их узоры,
Бог о главу вождя склоненного отёр,
И в пламенном венце шёл восприемник Торы
К народу своему, в свой стан и в свой шатёр.
Воспойте песнь ему! Он радостней и краше
Светильника Седьми пред Божьим алтарём:
Не от него ль зажгли мы пламенники наши,
Ни света, ни огня не уменьшая в нём?
1914г. Бунин И.
В дни плена, полные печали
Подражание псалму 134
В дни плена, полные печали,
На Вавилонских берегах,
Среди врагов мы восседали
В молчаньи горьком и слезах;
Там вопрошали нас тираны,
Почто мы плачем и грустим.
«Возьмите гусли и тимпаны
И пойте ваш Ерусалим».
Нет! Свято нам воспоминанье
О славной родине своей;
Мы не дадим на посмеянье
Высоких песен прошлых дней!
Твои, Сион, они прекрасны!
В них ум и звук любимых стран!
Порвитесь струны сладкогласны,
Разбейся звонкий мой тимпан!
Окаменей язык лукавый,
Когда забуду грусть мою
И песнь отечественной славы
Её губителям спою.
А Ты, среди огней и грома
Нам даровавший Свой закон,
Напомяни сынам Эдома
День, опозоривший Сион,
Когда они в весельи диком
Убийства, шумные вином,
Нас оглушали грозным криком:
«Всё истребим, всех поженём!»
Блажен, кто смелою десницей
Оковы плена сокрушит,
Кто плач Израиля сторицей
На притеснителях отметит!
Кто в дом тирана меч и пламень
И смерть ужасную внесёт!
И с ярким хохотом о камень
Его младенцев разобьёт!
1830г. Языков Н.
Вернулся Павел из Дамаска
(Деян. 9:26-27)
Вернулся Павел из Дамаска
В желанный Иерусалим,
Но Христиане все с опаской
Закрыли двери перед ним.
Напрасно избранный Апостол
К ученикам хотел пристать.
Он нёс Христову благодать.
Но прошлое забыть не просто.
Не забывали дети Божьи,
Как бил он их и волочил.
Что извергу простится может,
Поверить не хватало сил.
Он в дом войдёт, тотчас с испугом
Все покидают этот дом.
Он не был никому врагом,
Но никому не стал и другом.
Легла бесплодною пустыней
Вся жизнь былая за спиной.
Но злее, чем пустыни зной
Лёд недоверья мучит ныне.
О ты, сомненье, враг опасный.
Не верят. Всё бессильно тут.
Так Богом избранный сосуд
Отвержен был, забыт напрасно.
Один Варнава к сердцу близко
Воспринял тягостный раскол.
Взял Павла, не пугаясь риска,
К Апостолам его привёл.
Лёд недоверия растаял.
Единство засияло вновь.
О дружба, чистая, святая,
Ты есть воистину любовь.
Друзья! Достоин Павел славы.
Тут помешать не может враг.
Но разве позабыт Варнава,
С кем Павел сделал первый шаг?
Варнава Господа прославил
Той дружбой, что всегда верна.
Не может жить великий Павел
Без преданных сердец Варнав.
Бурчак М.
В мире колесницами хвалятся
В мире колесницами хвалятся, конями.
Их конец не снится им: Тление и пламя.
Мы же славим Господа, — что нам колесницы?
— И не можем досыта этим насладиться.
Мы же Бога нашего имя призываем.
Что найдёте краше вы, чем любовь живая?
Те, что колесницами хвалятся, конями,
Все поникли ниц, а мы стали твёрдо прямо.
Слово, словно меч, нести, Брат мой, будем с честью,
Чтоб достигнуть вечности Вместе, вместе, вместе.
Бурчак М.
Возвёл я мысленные взоры
«Возведох очи мои в горы».
Псалом 120
Возвёл я мысленные взоры
В небесны, лучезарны горы, —
И помощь мне оттоль пришла.
Я помощь сильную приемлю
От Сотворившего всю землю
И в небе звёзды без числа.
Ноги моей в поползновенье,
Ниже в малейшее смятенье,
Он не допустит, и хранит,
Хранит меня и не воздремлет,
И всем моим Он нуждам внемлет,
И свыше на меня глядит.
Господь, Господь — мой покровитель,
Помощник, жезл и подкрепитель,
И щит Он на груди моей:
Ни солнце в день не опаляет,
Ни лунный свет не ужасает
Меня в тме бледностью своей.
Везде со мною пребывает,
Сопутствует, остерегает
От всякого меня Он зла,
Блюдет мой вход и исхожденье,
Предупреждает искушенье,
Чтоб злость вредить мне не могла.
1793г. Державин Г.
* Ниже — ни даже, отнюдь не.
Восстал Всевышний Бог
Стихотворение является
переложением псалма 81
Восстал Всевышний Бог, да судит
Земных богов во сонме их;
Доколе, рек, доколь вам будет
Щадить неправедных и злых?
Ваш долг есть: сохранять законы,
На лица сильных не взирать,
Без помощи, без обороны
Сирот и вдов не оставлять.
Ваш долг: спасать от бед невинных,
Несчастливым подать покров;
От сильных защищать бессильных,
Исторгнуть бедных из оков.
Не внемлют! видят — и не знают!
Покрыты мздою очеса:
Злодействы землю потрясают,
Неправда зыблет небеса.
Цари! — Я мнил, вы боги властны,
Никто над вами не судья, —
Но вы, как я, подобно страстны,
И так же смертны, как и я.
И вы подобно так падёте,
Как с древ увядший лист падёт!
И вы подобно так умрёте,
Как ваш последний раб умрёт!
Воскресни, Боже! Боже правых!
И их молению внемли:
Приди, суди, карай лукавых,
И будь един Царём земли!
1780г. Державин Г.
Вот сеятель вышел в поле
Вот сеятель вышел в поле
Отборное сеет зерно.
Вокруг осмотрелся с болью:
Всё поле мертво, черно.
Надеждой одной счастливый,
Беря семена рукой,
Он белые видел нивы
И слышал их шум живой.
Но ветер незваным гостем
Спустился с холодных скал,
Те зёрна у самой горсти
Схватил, завертел, разбросал.
Иное зерно пшеницы,
Упавшее при пути,
Тотчас поклевали птицы,
Не дав ему прорасти.
На камень легло иное,
Но, корни пустив в пыли,
Погибло в полдневном зное
Без влаги и без земли.
Меж терниев много зёрен
Зелёные дав ростки,
Погибли без света вскоре,
Там выросли сорняки.
Иное зерно пшеницы
На добрую почву легло.
Оно урожай сторицей
В награду за труд дало.
Зерно — это слово Божье.
А сеятель — Сам Христос.
О братья, нам Бог поможет
На жатву придти без слёз.
Кто сеял, скорбя и плача,
Кто двигал надеждой труд,
Те в радости, лиц не пряча,
Живые снопы понесут.
Бурчак М.
В пустыне раскалённой мы блуждали
В пустыне раскалённой мы блуждали,
Томительно нам знойный день светил,
Во мглистые сверкающие дали
Туманный столп пред нами уходил.
Но пала ночь — и скрылся столп туманный,
Мираж исчез, свободней дышит грудь —
И пламенем к земле обетованной
Нам Ягве указует путь!
1906г. Бунин И.
Господи, не в ярости Твоей
Псалом 6
Господи, не в ярости Твоей
Обличай меня, не пламя гнева,
Бесконечной милости излей
На меня ослабленного, с неба.
Вот моя надломленная кость,
И душа потрясена до боли.
Исцели меня, ведь Ты – Господь.
Мне влачится в немощи доколе?
Утомленный в сердце я ношу
Воздыханья горькие, послушай.
Обрататись, о Господи, прошу,
И избавь израненную душу.
Боже, ради милости Твоей
Ты спаси, ведь на последнем ложе
Смерть лишь будет памяти сильней.
Прославлять Тебя из гроба можно ль?
Каждый день слезами омывал
Я постель в страдании глубоком.
От врагом глазами обветшал,
И иссохло от печали око.
…Удалитесь от меня враги,
В чьих руках лишь беззаконья скверна.
Этот плач, исполненный тоски,
Услыхал с небес Господь мой верный.
Услыхал молитву мой Господь,
Зов души моей без промедленья
И врагов дал силу побороть,
Обратя жестоко в пораженье.
Посрамит врагов души моей
Мой Господь, коль вновь придут, мгновенно.
… Господи, не в ярости Твоей
Обличай меня, я – раб Твоей тленный.
В.Давлетов
Духовной жаждою томим
(Исаия 6 гл.)
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый Серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими, как сон,
Моих зениц коснулся он:
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он,
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней розы прозябанье.
И он к устам моим приник
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный, и лукавый,
И жало мудрое змеи
В уста замерзшие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп, в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, Пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею Моей,
И обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей!»
Пушкин А.
Душа изнывает моя и тоскует
Душа изнывает моя и тоскует, —
О, пой же мне, отрок мой, песню твою:
Пусть звуки её мою скорбь уврачуют —
Я так твои песни святые люблю!
Гнетут меня злобного духа объятья,
Опять овладело уныние мной,
И страшные вновь изрыгают проклятья
Уста мои вместо молитвы святой.
Томлюся я, гневом пылая, и стражду;
Недугом палимая мучится плоть,
И злоба в душе моей… Крови я жажду,
И тщетны усилия зло побороть.
Не раз, жалом немощи той уязвлённый,
Тебя мог убить я в безумном бреду.
О, пой же! Быть может, тобой исцелённый,
Рыдая, к тебе я на грудь упаду!..
1884г. Романов К.
Иди к народу, Мой пророк!
Иди к народу, Мой пророк!
Вещай, труби слова Еговы!
Срывай с лукавых душ покровы
И громко обличай порок!
Иди к народу, Мой пророк!
Вещай: «Не Я ль тебя лелеял
И на руках Моих носил?
Тебе в пустынях жизнью веял,
Тебя в безводии поил;
А ты, народ неблагодарный,
Ты ласки все забыл Отца!
Как змеи — души в вас коварны,
Как камни — чёрствые сердца!
Что сделали с Моим законом?
Где лет минувших чудеса?
Мой слух пронзён невинных стоном,
Их вопли движут небеса…
А ваши сильные и князи,
Пируя сладкие пиры,
Вошли с грабителями в связи
И губят правду за дары.
Где правота, где суд народу?
Где вы, творящие добро?
В вино мешаете вы воду,
Поддел и ложь — в своё сребро!
Вы слепы, иудейски грады!
Я поднял реки из брегов,
И насылал к вам трус и глады,
И двигал бури вместо слов.
А вы, как камни, не смягчались,
И Бог ваш, стиснув гром, терпел;
Но лета благости скончались».
О, страх! Егова загремел!
Напал на сердце ужас хладный!
Я зрю мятеж и страх в умах:
Промчался с криком коршун жадный,
Послышав гибель на полях.
Увы, Израиль! Весь ты клятва!
Ты спал под песнями льстецов;
Но се грехов созрела жатва —
И Бог пошлёт Своих жнецов!..
«На что Мне созидаешь храмы?
Мне аромат твоих кадил
И многоценны фимиамы —
Как смрад раскопанных могил!
Ты знаешь сам, что Мне приятно:
Одну люблю Я правоту.
Зачем же судишь ты превратно?
За что ты губишь сироту?
Омой корыстную десницу,
Лукавство вырви из души,
Будь нищим друг, спасай вдовицу!
Тогда, без жертв своих, спеши,
Как добрый сын, ко Мне пред очи:
Я все грехи твои стерплю;
Будь чёрен ты, как сумрак ночи,
Тебя, как день, Я убелю!»
1822г. Глинка Ф.
Их не насытишь Моими Страстями
«Их не насытишь Моими Страстями,
Мечут проклятия, как ураган.
Руки и ноги пронзили гвоздями
Во угожденье спесивым врагам.
Ужас – и боль в развороченных жилах,
В горле дыханья осталось на вздох.
Я выносить это больше не в силах,
Так помоги же Мне, Праведный Бог!
Не перестанут они изгаляться,
Не продлевай наслажденье врагу.
Больше немыслимой мукой терзаться
Я не могу. Даже Я не могу!
Осатаневших от собственных правил
Останови всемогущей рукой!
БОЖЕ! ЗАЧЕМ ТЫ МЕНЯ ЗДЕСЬ ОСТАВИЛ
В жертву безудержной злобе людской?
Кровь, всюду кровь. Ядовито и сочно
Вторит толпе Мой сосед-пустослов.
Чёрствые души до ада порочны,
И не спасутся из вражьих оков.
Но и таких Я простил, умирая:
Не понимают они, что творят.
Ныне врата отверзаются рая
Тем, чьи сердца состраданьем горят.
Вечным крестом теперь станет дорога,
И в перекрестье – Спаситель Людей.
Ныне приблизилось Царствие Бога
К братьям, испившим из чаши Моей».
2005 г. Ляляев Д.
И я узрел: отверста дверь на небе
Из Апокалипсиса
Глава IV
И я узрел: отверста дверь на небе,
И прежний глас, который слышал я,
Как звук трубы, гремевшей надо мною,
Мне повелел: войди и зри, что будет.
И Дух меня мгновенно осенил.
И се — на небесах перед очами
Стоял престол, на нем же был Сидящий.
И сей Сидящий, сяавою сияя,
Был точно камень яспис и сардис,
И радуга, подобная смарагду,
Его престол широко обняла.
И вкруг престола двадесять четыре
Других престола было, и на каждом
Я видел старца в ризе белоснежной
И в золотом венце на голове.
И от престола исходили гласы,
И молнии, и громы, а пред ним —
Семь огненных светильников горели,
Из коих каждый был Господний дух.
И пред лицом престола было море,
Стеклянное, подобное кристаллу,
А посреди престола и окрест —
Животные, число же их четыре.
И первое подобно было льву,
Тельцу — второе, третье — человеку,
Четвертое — летящему орлу.
И каждое из четырех животных
Три пары крыл имело, а внутри
Они очей исполнены без счета
И никогда не ведают покоя,
Взывая к Славе: свят, свят, свят Господь,
Бог Вседержитель, Коий пребывает
И был во веки века и грядет!
Когда же так взывают, воздавая
Честь и хвалу Живущему вовеки,
Сидящему во славе на престоле,
Тогда все двадесять четыре старца
Ниц у престола падают в смиреньи
И, поклоняясь Сущему вовеки,
Кладут венцы к престолу и рекут:
«Воистину достоин восприяти
Ты, Господи, хвалу, и честь, и силу,
Затем, что все Тобой сотворено
И существует волею Твоею!»
Бунин И.
Как счастлив, кто греха путем не ходит
Псалом 1
Как счастлив, кто греха путем не ходит,
Нечестья не творит, зло гонит прочь.
Кто волю Божью ищет и находит,
Над Словом размышляя день и ночь.
Как дерево, потоком напояясь,
Приносит плод и чей не вянет лист,
Так праведник, на Бога уповая,
Во всем успеет, если сердцем чист.
А нечестивец, словно прах гонимый
Ветрами бытия, пустых утех,
Обманут правдой собственною, мнимой,
Он обретет лишь призрачный успех.
Не устоит пред праведником грешный,
Не избежит он Божьего суда.
Что ждет его? Лишь вечный мрак кромешный,
А праведник пребудет навсегда.
Давлетов М.
Когда Божественный бежал людских речей
Когда Божественный бежал людских речей
И празднословной их гордыни,
И голод забывал и жажду многих дней,
Внимая голосу пустыни,
Его, взалкавшего, на темя серых скал
Князь мира вынес величавый.
«Вот здесь, у ног Твоих, все царства, — он сказал,
С их обаянием и славой.
Признай лишь явное, пади к моим ногам,
Сдержи на миг порыв духовный —
И эту всю красу, всю власть Тебе отдам
И покорюсь в борьбе неровной».
Но Он ответствовал: «Писанию внемли:
Пред Богом Господом лишь преклоняй колени!»
И сатана исчез — и ангелы пришли
В пустыне ждать Его велений.
1876г. Фет А.
Когда не тонет в суете и шуме
Мар 5:41-42.
Когда не тонет в суете и шуме
Уснувший город в утреннюю рань,
Мне слышатся слова: «Талифа куми!»,
Слова Христа: «Девица, встань!»
Я власти слова повинуюсь снова.
Простой рассказ старинный сердцу мил
Напоминаньем о любви Христовой,
Когда Спаситель по земле ходил.
Давным-давно в далёкой Палестине,
Не зная горя, девочка росла.
Не думала она, что смерть раскинет
Над нею два безжалостных крыла.
Остыло тело на коленях мамы.
Что ласки ей? Что горькая слеза?
Смежила веки смерть рукой упрямой,
Закрыла удивлённые глаза.
Увидела она двенадцать вёсен,
Расцветом юным радуя сердца.
Теперь ушла, ушла из мира вовсе.
Разлуке этой не видать конца.
Но Иисус Христос, узнав о горе,
Увидев поседевшего отца,
Дом плача посетил и вскоре, вскоре
Он всякую слезу утёр с лица.
Увидел Иисус на лицах муку,
Печать бессилья, смерти сердца дань.
Взял девочку за тоненькую руку:
«Талифа куми! Встань,малышка, встань!»
Холодное затрепетало тело,
Когда звучали чудные слова.
Глаза открыла, потянулась, села
Оплаканная девочка жива.
Сердца родные заливала радость.
Кто мог подумать? Кто бы мог помочь?
«Теперь, — сказал Христос, — ей пищи надо,
Жива и хлеба хочет ваша дочь».
Об этом чуде все языки мира
Поют и говорят в любой стране.
Но более не дочке Иаира,
Спаситель говорит тебе и мне.
Когда душа томится в небреженье,
Забыта, голодна, полумертва,
«Талифа куми», — веруй в воскресенье,
«Девица, встань», — звучат Христа слова.
Под бременем скорбей, в тиши раздумий,
Когда нет силы на святую брань,
Напомни, мой Господь: «Талифа куми!»
Скажи моей душе: «Девица, встань!»
Бурчак М.
Когда она в церковь впервые внесла
Когда она в церковь впервые внесла
Дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна.
И старец воспринял Младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
Младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма.
Тот храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взора небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.
И только на темя случайным лучом
свет падал Младенцу; но Он ни о чём
не ведал ещё и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.
А было поведано старцу сему
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,
речённое некогда слово храня,
Ты с миром. Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
Дитя: Он — Твоё продолженье и света
источник для идолов чтящих племён,
и слава Израиля в Нём». — Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.
И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. «Слова-то какие…»
И старец сказал, повернувшись к Марии:
«В Лежащем сейчас на раменах твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым
терзаема плоть Его будет, твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око».
Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шёл, уменьшаясь в значеньи и в теле
для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шагал по застывшему храму пустому
к белевшему смутно дверному проёму.
И поступь была стариковски тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг придержал свой немного:
но там не его окликали, а Бога
пророчица славить уже начала.
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер коснулся, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами храма.
Он шёл умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шёл по пространству, лишенному тверди,
он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,
как некий светильник, в ту чёрную тьму,
в которой дотоле ещё никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.
1972г. Бродский И.
Кому, о, Господи! доступны
Подражание псалму XIV
Кому, о, Господи! доступны
Твои Сионски высоты?
Тому, чьи мысли неподкупны,
Чьи целомудренны мечты;
Кто дел своих ценою злата
Не взвешивал, не продавал,
Не ухищрялся против брата
И на врага не клеветал;
Но верой в Бога укреплялся,
Но сердцем чистым и живым
Ему со страхом поклонялся,
С любовью плакал перед Ним!
И свят, о Боже, Твой избранник!
Мечом ли руку ополчит?
Великий Господа посланник,
Он исполина сокрушит!
В венце ли он — его народы
Возлюбят правду; весь и град
Взыграют радостью свободы,
И нивы златом закипят!
Возьмёт ли арфу — дивной силой
Дух преисполнится его,
И, как орёл ширококрылый,
Взлетит до неба Твоего!
1830г. Языков Н.
Мерцаньем звезд далеких безразлично
Мерцаньем звезд далеких безразлично
Был поворот дороги озарен.
Дорога шла вокруг горы Масличной,
Внизу под нею протекал Кедрон.
Лужайка обрывалась с половины.
За нею начинался Млечный путь.
Седые серебристые маслины
Пытались вдаль по воздуху шагнуть.
В конце был чей-то сад, надел земельный.
Учеников оставив за стеной,
Он им сказал: «Душа скорбит смертельно,
Побудьте здесь и бодрствуйте со мной».
Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства,
И был теперь, как смертные, как мы.
Ночная даль теперь казалась краем
Уничтоженья и небытия.
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.
И, глядя в эти черные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала,
В поту кровавом Он молил Отца.
Смягчив молитвой смертную истому,
Он вышел за ограду. На земле
Валялись в придорожном ковыле.
Он разбудил их: «Вас Господь сподобил
Жить в дни мои, вы ж разлеглись, как пласт.
Час Сына Человеческого пробил.
Он в руки грешников себя предаст».
И лишь сказал, неведомо откуда
Толпа рабов и скопище бродяг,
Огни, мечи и впереди — Иуда
С предательским лобзаньем на устах.
Петр дал мечом отпор головорезам
И ухо одному из них отсек.
Но слышит: «Спор нельзя решать железом,
Вложи свой меч на место, человек.
Неужто тьмы крылатых легионов
Отец не снарядил бы мне сюда?
И, волоска тогда на мне не тронув,
Враги рассеялись бы без следа.
Но книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться,
Пускай же сбудется оно! Аминь!
Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного ее величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.
Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты».
Пастернак Б.
Много, много столетий назад
Много, много столетий назад –
Счастлив видевший это воочию! –
Вознеслась золотая звезда
Над землей Иудейскою ночью,
Как знамение Божье, горя
В темноте развращенного века,
Возвещая рожденье Царя
И Спасителя всем человекам.
На далеком Востоке в тот час
Мудрецы, небеса наблюдая,
Вдруг увидели вспышку – зажглась
В темном небе звезда золотая.
Свитки древние все просмотря,
Обсуждая загадку той ночи,
Что звезда та – знаменье Царя,
Прочитали в одном из пророчеств.
«Царь Иуды и Царь всей Земли,
Кто Спасителем должен явиться,
Он родился!» И в Иерусалим
Поспешили они поклониться.
И добравшись туда наконец,
Путь проделав нелегкий, неблизкий,
Вопросили, придя во дворец:
«Где родившийся Царь Иудейский?»
И как только о том услыхал,
Ирод, вестью встревоженный сильно,
Во дворец все священство собрал,
Чтоб спросить о рожденьи Мессии.
В нем боролись досада и злость,
В сердце – страх, что прошло его время.
«Где же должен родиться Христос?»
И ответили те: «в Вифлееме».
Так сказал чрез пророков Господь:
«Вифлеем, среди кнажеств в Иуде
Ты не меньший. Отсюда придет
Тот, что людям Спасителем будет».
В своем сердце жестоком решив
От младенца избавиться, Ирод
Мудрецов о звезде расспросив,
Им сказал: «Отправляйтесь же с миром.
А затем, на обратном пути
Сообщите о том, что случится,
Чтоб и я мог с дарами пойти
В Вифлееме царю поклониться».
…Вифлеемская ночь так тиха.
В небе – месяц, как воин на страже.
Слышишь, где-то свирель пастуха
Заиграла легко и протяжно.
И проснувшись от этой игры,
Блещут звезды своей позолотой.
Вот сидят у костра пастухи,
От дневной отдыхая работы.
Сели вкруг, близ лежащих овец,
Ночь беседою сделать короче.
Вдруг – о чудо! – сверкающий свет
Разрывает завесу той ночи.
И в испуге отпрянув назад,
Пастухи изумленно застыли,
Видят: белым сияньем объят,
Божий Ангел стоит перед ними.
И никто проронить не посмел
Даже слова. Лишь Воин Небесный
Обратился, как гром прогремел:
«Вы не бойтесь, я с радостной вестью.
В Вифлееме Давида царя
Вам сегодня родился Спаситель.
Чтобы вся ликовала земля,
Весть благую вы людям несите».
Не успел он все это сказать,
Сонмы Ангелов в небе явились.
«Слава в вышнийх Творцу! Благодать
Людям Божьим!» – они возгласили.
И исчезли. Оставшись одни,
Пастухи убедиться решили
В том, что слышали. Тотчас они
В городок Вифлеем поспешили.
В сонном городе быстро нашли
Хлев, в котором родился младенец,
Их Спаситель, и сразу вошли
Побыстрее развеять сомненья.
«Вон Он – Царь, вот – Спаситель людей!
Правду Ангелы нам возвестили!»
И чудесною вестью своей
Поделиться скорей поспешили.
Все дивились и, Бога хваля,
Ликовали от радостной вести.
Пастухи ж возвратились в поля,
Славя Господа новою песней.
…Он лежал в Вифлеемских яслях,
Просто мальчик, ребенок чудесный.
Лишь сияние света в глазах
Выдавало Творца поднебесной.
…Чу, шаги раздались в тишине.
Кто там снова в сей час полуночный?
Светлый блик заиграл на стене:
То блеснули Господни очи.
Мать встревожилась: «Что же теперь?
Что за гости явились к нам снова?»
Отворенная скрипнула дверь
В этот миг средь покоя ночного.
И вошли величавые в хлев
Мудрецы, чуть устало и строго,
Долгий путь в Вифлеем претерпев,
Чтоб увидеть рожденного Бога.
Пред младенцем колени согнув,
Седину пред величьем склонили,
Злато, ладан и мирр протянув,
Перед Богом в почтеньи застыли.
Вот – Он, чудный младенец в яслях,
Сын Господен и Сын человека,
Чьей любовью спасется земля,
Предназначенный людям от века.
И как некогда древний пророк
Предсказал, полон Божьим дыханьем:
Во плоти человеческой Бог
Сам пойдет за людей на закланье.
Сам взойдет, агнцем жертвенным став,
На Голгофу без гласа, без права.
Но затем, силу смерти поправ,
Вновь воскреснет в сиянии славы.
Он заплатит Собою сполна
За грехи недостойного мира,
Чтобы к Божьим ногам сатана
Пал низверженным ложным кумиром.
Ибо Бог всех людей возлюбил
Так, что Сына отдал, не колеблясь.
А пока… час Его не пробил,
В колыбиле младенцем Он дремлет.
И пока впереди Его крест,
Впереди все страданья и муки,
День, когда Он себя нам отдаст,
И гвоздями пробитые руки
Миру Божью любовь принесут,
Искупленье, что куплено кровью.
Он, принесший любовь, а не суд,
Будет заклан за нас на Голгофе.
… Он все это для нас совершил,
От греха и от смерти спасти нас.
Ради нас Он погиб и ожил,
Чтобы в вечную жизнь привести нас.
До кого эта правда дошла,
Тот, кто весть эту чудную слышит,
Знайте, в мире, исполненном зла,
Рядом с вами Спаситель всевышний.
Тот, Кто умер, чтоб нас воскресить,
В сердце ваше сегодня стучится,
Чтоб могли вы сегодня испить
Из источника милости чистой,
Чтоб омыла голгофская кровь
От грехов, чтобы жизнь стала вечной.
Безусловна Господня Любовь
И Его Благодать бесконечна.
Для Него нет ни ночи, ни дня.
Если ждешь, Он придет непременно.
Он спасет и тебя, как меня,
Чтобы тленное сделать нетленным.
Он пришел в этот мир ради всех,
Ради всех Он отдал Себя в жертву.
Он пришел победить в тебе грех,
Подарив Свою крепкую веру.
Раз придя, Он уже не уйдет,
Он всегда будет рядом с тобою.
Пусть же истина эта взойдет
Над тобой Вифлеемской звездою.
Давлетов М.
На землю нашу Ты был послан Богом
Лука 24:21
На землю нашу Ты был послан Богом,
Небесным светом озарять людей.
Но вот, стоим мы пред закрытым гробом,
Где тело мучимое, с ранами гвоздей.
О, Боже! Как же это все случилось?
Реальность это — или страшный сон?
Еще вчера Ты нам рассказывал про милость;
Стесненный нищими со всех сторон.
Мы все клялись идти с Ним до могилы,
Глаголы вечной жизни возлюбя.
А на поверку не хватило силы.
Мы разбежались, в страхе за себя.
Но почему Он, Небом, наделенный властью,
Не защитил Себя от клеветы?
Мы слышали, как проповедовал Он страстно!
Зачем Ты нас оставил, Равви? Где же Ты?
Тебя мы все так долго ждали.
Мы с детства Тору знали назубок.
В пророках откровения искали,
Отсчитывали Даниила срок.
Вот Иоанн, крестя народ на Иордане,
Предвествовал явление Твое.
Как всполошились фарисеи в храме,
В испуге, исповедуя вранье.
Как Ирод, избиением младенцев,
Хотел свое правление спасти,
Услышав речи мудрых иноземцев,
Решивших вовремя уйти.
Мы помним чудеса Твои с хлебами,
И Лазаря, восставшего из грез,
И крик Твой: «Ламма Савахфани!»
И лица женщин, мокрые от слез …
И уподобившись надменным фарисеям,
Шептали: «Господи, сойди с креста…»
В стыде и страхе, глаз поднять не смея,
Ни возмутиться, ни восстать…
Мир опустел… Лишь ветер воет…
Так это было или нет?!
Кто эту тайну нам откроет?
Кто на вопросы даст ответ?
Застыли души, словно в коме.
Что будет с нами? Как нам жить?
Одиннадцать, в закрытом доме,
Не могут ничего решить…
Прости, Учитель, нашу слабость.
Прости неверие и вздор.
Мы ожидали только радость,
Но получили горький сбор.
Без Господа не сделать нам и вздоха,
И жизни нет нам без Твоей любви.
Утешитель! Нам без Тебя так плохо…
Приди Иисус, согрей и обними!
Омоем ноги мы Твои слезами,
И ниц падем, забыв о суете.
Взгляни на нас чудесными глазами,
Вернись Христос, ведь мы уже не те.
Не те, что спорили и сомневались,
Не те, которые оставили Тебя.
Свое предательство мы осознали,
На миг себя не возлюбя.
Прости Петра — он покаянья слезы
Пролил на затухающий костер.
Как громыхающие грозы,
Кричали петухи в укор.
Прости, что соблазнились в слове,
Которое Ты открывал с Небес.
Противились Господней воле,
Знамений ждали и чудес.
Помилуй нас, несовершенных,
Не смогших до конца понять
Значенье дел, Тобой свершенных.
Теперь нас некому утешить и унять…
Одиннадцать окутанных печалью,
Сраженных и растерянных сердец,
Покрыты одиночества вуалью.
Не ведают, что это не конец…
2006 г. Лычёв С.
На ниве богача был урожай хлебов
На ниве богача был урожай хлебов.
Он думал: «Некуда собрать моих плодов.
Как приготовить дом к такому урожаю?
А вот, что сделаю: все житницы сломаю,
Большие выстрою и соберу туда
Мой хлеб, моё добро, и я скажу тогда
Душе моей: душа, простись навек с тревогой,
Покойся, — у тебя лежит именья много,
На годы многие: гони заботы прочь,
Ешь, пей и веселись». — «Безумец, в эту ночь
Отнимут жизнь твою, — сказал Господь,
— Несчастный,
Кому останутся твой дом и труд напрасный?»
1912г. Мережковский Д.
На праздник стеклися в божницу Дагона
На праздник стеклися в божницу Дагона
Народ и князья Филистимской земли,
Себе на потеху они — и Сампсона
В оковах туда привели,
И шумно ликуют. Душа в нём уныла,
Он думает думу: давно ли жила,
Кипела в нём дивная, страшная сила,
Израиля честь и хвала!
Давно ли, дрожа и бледнея, толпами
Враги перед ним повергались во прах,
И львиную пасть раздирал он руками,
Ворота носил на плечах!
Его соблазнили Далиды прекрасной
Коварные ласки, сверканье очей,
И пышное лоно, и звук любострастный
Пленительных женских речей;
В объятиях неги его усыпила
Далида и кудри остригла ему, —
Зане в них была его дивная сила,
Какой не дано никому!
И Бога забыл он, и падшего взяли
Сампсона враги, и лишился очей,
И грозные руки ему заковали
В медяную тяжесть цепей.
Жестоко поруган и презрен, томился
В темнице и мельницу двигал Сампсон;
Но выросли кудри его, но смирился,
И Богу покаялся он.
На праздник Дагона его из темницы
Враги привели, — и потеха он им!
И старый, и малый, и жёны-блудницы,
Ликуя, смеются над ним.
Безумные! бросьте своё ликованье!
Не смейтесь, смотрите, душа в нём кипит:
Несносно ему от врагов поруганье,
Он гибельно вам отомстит!
Незрячие очи он к небу возводит,
И зыблется грудь его, гневом полна;
Он слышит: бывалая сила в нём бродит,
Могучи его рамена.
«О, дай мне погибнуть с моими врагами!
Внемли, о мой Боже, последней мольбе
Сампсона!» — И крепко схватил он руками
Столбы и позвал их к себе.
И вдруг оглянулись враги на Сампсона,
И страхом и трепетом обдало их,
И пала божница… и праздник Дагона
Под грудой развалин утих.
1846г. Языков Н.
* Рамена — плечи.
О, Господи, не в ярости
Псалом 6
О, Господи, не в ярости
Меня Ты обличай,
Печалей груз не вынести
Моим худым плечам,
Помилуй, дай спасение
От боли и скорбей,
Душа моя в смятении
Уж много сотен дней.
Моя подушка мокрая
От слёз, что ночью лью,
Враги кричат за окнами,
Терзают жизнь мою.
Уйдите, неприятели,
Господь услышал зов:
Молился я Создателю —
Меня спасла Любовь!
Сапоненко С.
Одетый камнем, золотом украшен
Одетый камнем, золотом украшен,
Стоит великий город перед Ним.
Христос въезжает в Иерусалим.
Толпа ветвями пальмовыми машет.
Христос на скромном ослике сидит,
Измученный, в одежде запылённой.
Ликует, веселится дщерь Cиона.
Всем нужен царь великий, как Давид.
Се кроткий царь ваш, сидя на осле,
Узды не знавшем сыне подъяремной,
Принёс спасенье дорогой земле.
Грядёт Он величаво и смиренно.
О, как Он скромно движется вперёд,
Предвидя всё, предчувствуя и зная.
Бежит навстречу радостно народ,
А завтра вознесут Его, как знамя.
Уста полны хвалой, в ушах звенит.
О слава, избавление, осанна!
День избавленья, близок день желанный.
Вскричат они: «распни его, распни!»
Плащи снимают и со всех сторон
Бросают под ослиные копыта.
Ему известно, что от них сокрыто:
Отнимут завтра ризы и хитон.
На срезах веток виден свежий сок.
Листва в пыли поблёкнуть не успела.
А завтра разорвут живое тело
И кровь Его растопчут сотни ног.
Осанна в вышних! Торжествуй душа!
Твой кроткий Царь принёс тебе победу.
Он за тебя позор и смерть изведал.
Мелькают ветви, листьями шурша.
Бурчак М.
Одно, навек одно! Пускай в уснувшем храме
«Семя жены сотрёт главу змия».
(Бытие, 3)
«Сотворил Мне величие Сильный,
и свято имя Его».
(Евангелие Луки, 1)
«И явилось на небе великое
знамение: жена, облечённая
в солнце; под ногами её луна,
на главе её венец из двенадцати звёзд».
(Апокалипсис, 12)
Одно, навек одно! Пускай в уснувшем храме
Во мраке адский блеск и гром средь тишины, —
Пусть пало всё кругом, — одно не дрогнет знамя,
И щит не двинется с разрушенной стены.
Мы в сонном ужасе к святыне прибежали,
И гарью душною был полон весь наш храм,
Обломки серебра разбросаны лежали,
И чёрный дым прильнул к разодранным коврам.
И только знак один нетленного завета
Меж небом и землёй по-прежнему стоял.
А с неба тот же свет и Деву Назарета,
И змия тщетный яд пред нею озарял.
1898г. Соловьёв В.
О, сын по вере, добрый Тимофей
2 Тим.3:15.
О, сын по вере, добрый Тимофей,
Последнее идёт, запомни, время,
Когда всем верным много трудных дней
Снести придётся через злое племя.
Всегда везде гонимы будут те,
Кто во Христе живёт благочестиво,
Кто соблюдает сердце в чистоте,
Кто не внимает речи льстивой.
Повсюду будут те преуспевать,
Кто действует насильем и обманом,
Кто хитро попирает благодать,
Затмив Христа пустых словес туманом.
Но ты будь верен Богу до конца.
Какие ни постигнут искушенья,
Держись неколебимо образца
Разумного и здравого ученья.
Ты знаешь тех, кто, не щадя себя,
Тебя в вероучении наставил.
Ты сомневаться более не вправе,
Твои кумиры тленные любя.
Я верю, о любезный Тимофей,
Ту веру сердца, что тебе всех ближе,
Святую веру матери твоей
В омытом сердце у тебя увижу.
Но более всего, о Тимофей,
Ты познавай Священное Писанье.
Тогда Сам Бог в премудрости Своей
Тебе пошлёт благое назиданье.
Тебя воспоминая непрестанно,
Молю, чтобы спасительным путём
Провёл тебя Христос, врачуя раны,
Чтоб каждый день ты утверждался в Нём.
Так некогда писал Апостол Павел.
Его слова над временем звучат.
Бог это наставление оставил
Для нас с тобой, мой брат.
Бурчак М.
Покинь скорей родимые пределы
«Покинь скорей родимые пределы,
И весь твой род, и дом отцов твоих,
И как стрелку его покорны стрелы —
Покорен будь глаголам уст Моих.
Иди вперёд, о прежнем не тоскуя,
Иди вперёд, всё прошлое забыв,
И всё иди, — доколь не укажу Я,
Куда ведёт любви Моей призыв».
Он с ложа встал и в трепетном смущенье
Не мог решить, то истина иль сон…
Вдруг над главой промчалось дуновенье
Нездешнее — и снова слышит он:
«От родных многоводных Халдейских равнин,
От нагорных лугов Арамейской земли,
От Харрана, где дожил до поздних седин,
И от Ура, где юные годы текли, —
Не на год лишь один,
Не на много годин,
А на вечные веки уйди».
И он собрал дружину кочевую,
И по пути воскреснувших лучей
Пустился в даль туманно-голубую
На мощный зов таинственных речей:
«Веет прямо в лицо тёплый ветер морской,
Против ветра иди ты вперёд,
А когда небосклон далеко пред тобой
Вод великих всю ширь развернёт, —
Ты налево тогда свороти
И вперёд поспешай,
По прямому пути,
На пути отдыхай,
И к полудню на солнце гляди, —
В стороне ж будет град или весь,
Мимо ты проходи,
И иди, всё иди,
Пока Сам не скажу тебе: здесь!
Я навеки с тобой;
Мой завет сохрани:
Чистым сердцем и крепкой душой
Будь Мне верен в ненастье и в ясные дни;
Ты ходи предо Мной
И назад не гляди,
А что ждёт впереди —
То откроется верой одной.
Се, Я клялся Собой,
Обещал Я, любя,
Что воздвигну всемирный Мой дом из тебя,
Что прославят тебя все земные края,
Что из рода потомков твоих
Выйдет мир и спасенье народов земных».
1886г. Соловьёв В.
Пусть говорю я языками неба
(1Кор.13)
Пусть говорю я языками неба
Или земли, но если нет любви,
Лишь грохотом железа, звоном меди
Мой голос будет, что ни говори.
Пусть я – пророк, пусть все на свете знаю,
Пусть мне понятен скрытый смысл всего,
Пусть верой горы я передвигаю,
Я без любви не стою ничего.
Пусть беднякам отдам без промедленья
Я все, что есть, пусть на алтарь себя
Я положу как жертву всесожженья,
Что толку, если это – не любя.
Любовь, она лишь долготерпелива
И бесконечной милости полна,
Чужда ей зависть, гордая спесивость,
Ничуть не превозносится она.
Любовь в себе бесчинства не допустит,
Искать не будет выгоды своей,
Не гневается, поддаваясь чувствам,
И зла хранить не будет на людей.
Не в радость ей неправда и нечестье,
Не все ль равно, чужое иль свое.
Любовь чужда корысти или лести,
Но истина лишь радует ее.
Что б ни было, она всегда прощает,
И верить долго не перестает.
Надежда в ней последней умирает.
Все переносит, терпеливо ждет.
Пророчества однажды прекратятся,
Иных уже не будет языков,
И знания когда-то упразднятся.
Но навсегда останется любовь.
Что знаем мы, то знаем лишь отчасти.
И знать всего не можем наперед.
Но век иной положен в Божьй власти,
Когда несовершенное прейдет.
Так в детстве я и говорил по-детски,
И обо всем по-детски рассуждал,
По-детски мыслил, только детскость эту
Оставил я, как только взрослым стал.
Все видится сейчас лишь слабой тенью,
В поблекших зеркалах неясный блик.
Но в оный День увидим без сомненья
Лицом к лицу Христа чудесный лик.
Что знаю я сейчас? Совсем немного.
Лишь то, что слышал, видел и читал.
Ну а тогда смогу познать я Бога,
Как Он меня от вечности познал.
Три ценности есть в этом мире: вера,
Надежда и любовь. И все же вновь
Есть лишь одна, что вечно будет первой,
Есть ценность наивысшая – Любовь.
Давлетов М.
Смотрю задумчиво на лозы
Авв.3:17-19.
Смотрю задумчиво на лозы.
Они собой ласкали взгляд,
Давая сочный виноград.
Плодами ныне стали слёзы.
Когда пустеет мой загон
И нива не приносит пищи,
Когда во всём терплю урон,
Душа лица Господня ищет.
Не овцы, не рогатый скот,
Не нива, не дары иные, —
Мне радость жизни Бог даёт
И просветляет дни земные.
Пусть ослабею от невзгод,
Подломятся мои колени,
Он ноги даст мне, как оленю,
Достигну с Ним моих высот.
На высоте небес жилище
С Отцом навеки обрету,
Когда переступлю черту,
Черту земного пепелища.
Господь спасенья моего —
Мой Бог, сокровище и сила.
Награда в Имени Его,
А без Него ничто не мило.
Бурчак М.
Так лучезарна жизнь и радостей так много
Так лучезарна жизнь и радостей так много!
От неба звёздного чуть слышный веет звон;
бесчисленных гостей полны чертоги Бога;
в один из них я приглашён.
Как нищий, я пришёл; но дали мне у двери
одежды светлые, и распахнулся мир:
со стен расписанных глядят цветы и звери,
и звучен многолюдный пир.
Сижу я и дивлюсь… По временам, бесшумно
дверь открывается в мерцающую тьму…
Порою хмурится сосед мой неразумный,
а я — я радуюсь всему:
и смоквам розовым, и сморщенным орехам,
и чаше бражистой, и дани жёлтых пчёл;
и часто на меня со светлым, тихим смехом
Хозяин смотрит через стол…
1921г. Набоков В.
То были времена чудес
То были времена чудес,
Сбывалися слова пророка.
Сходили ангелы с небес;
Звезда катилась от востока;
Мир искупленья ожидал —
И в бедных яслях Вифлеема
Под песнь хвалебную Эдема
Младенец дивный воссиял,
И загремел по Палестине
Глас вопиющего в пустыне.
Пустыня… Знойные пески…
На север — голых скал уступы;
На юг — излучины реки
И пальм развесистые купы;
На запад — моря полоса,
А на восток, за далью синей,
Слились с пустыней небеса —
Другой безбрежною пустыней…
Кой-где, меж скал, на дне долин,
Сереют в лиственном навесе
Смоковниц, миртов и маслин
Евреев пастырские веси.
И зданья бедных городов
Прилипли к круче обнажённой,
Как гнёзда пыльные орлов…
Истомлен воздух воспалённый,
Земля безтенна; тишина
Пески сыпучие объемлет.
Природа будто бы больна
И в забытьи тяжёлом дремлет,
И каждый образ, и предмет,
И каждый звук — какой-то бред.
Порой, далёко, точкой чёрной,
Газель, иль страус, иль верблюд
Мелькнут на миг — и пропадут.
Порой волна реки нагорной
Простонет в чаще тростника,
Иль долетит издалека
Рыканье злой, голодной львицы,
Иль резкий клёкот хищной птицы
Пронижет воздух с вышины —
И снова всё мертво и глухо…
Слабеет взор, тупеет ухо
От беспредметной тишины…
Зачем к поморью Галилеи,
По лону жгучему песков,
Из горных сёл и городов
Толпами сходятся евреи?..
Пастух, рыбак и селянин,
И раб, и мытарь, и раввин,
И мать с младенцем, и вдовица,
И роза гор — отроковица,
И смолекудрая жена
Спешат пустынною дорогой?..
Одетый ризою убогой,
В повое грубом полотна,
Идёт слепец с толпой народа,
Усталый, бледный и худой,
Изнеможённый нищетой.
Он — вифсаидец. Мать-природа
Ему злой мачехой была
И на страданье обрекла,
Без облегченья, без прощенья:
Он слеп от самого рожденья.
Ростя бездомным сиротой,
В пыли, в песке степной дороги,
Иль у порога синагоги,
На знойных плитах мостовой,
Он испытал по воле неба
Всю горечь нищенского хлеба,
Изведал с болью, как тяжка
Благодающая рука…
Немало грубых разговоров,
Намёков, брани и укоров
Ещё ребёнком вынес он…
«Слепец! — евреи говорили, —
Отец и мать твои грешили —
И ты в грехах от них рождён».
В грехах рождён!.. Слепые очи
Покрыты мраком вечной ночи.
И яркий день, и небеса,
И пышноцветная краса
Земной полуденной природы —
Леса, пустыня, горы, воды,
И красота самих людей,
И отчий кров, и круг друзей,
Вниманье, ласки и участье,
Любовь, и радости, и счастье:
Всё — непонятные слова
Для слепоты и сиротства.
В грехах рождённый, наслажденья
Искать и жаждать ты не смей:
Ты — сын печали и скорбей,
Ты проклят в самый день рожденья,
В утробе матери своей!
Он так и верил (неизбежно
С пелён поверить должен был).
И тяжкий жребий безнадежно,
Но и безропотно сносил.
Теперь пустыню пробегает
Он за толпою, изнурен,
И худ, и бледен, и согбен.
Зачем идёт — и сам не знает:
Пошла толпа, пошёл и он…
Спросить не смел: на нём сызмладу
Лежит молчания искус;
Но слышал он, в Тивериаду
Приплыл недавно Иисус
Из Назарета… Поучает
О Боге истинном народ;
Бесов молитвой изгоняет,
Недужным помощь подаёт
И прокажённых очищает.
Затем-то на берег морской
Песками знойными угорья
Евреи сходятся толпой.
Слепец любил холмы поморья…
Там на полях растёт трава,
Свежей цветы благоухают,
И над землёю дерева
Намет тенистый разбивают…
…Свои стада
Туда охотно пастырь гонит,
И, не смолкая никогда,
Там море плещется и стонет…
Его тревожный, дикий стон
Слышней, слышнее… понемногу
Песок мелеет… Слава Богу,
Конец пути!.. и кончен он…
Под сенью пальмового свода,
В траву, на мягкий одр земли,
Слепец и путники легли…
Какое множество народа!
Гул голосов растёт, растёт
И заглушает постепенно
Однообразный говор вод…
Но вдруг всё смолкнуло мгновенно
И шумный берег онемел…
Узрев народ, Учитель сел
На холм, возвышенный средь поля;
По манию Его руки
К Нему сошлись ученики,
И Он отверз уста, глаголя…
Не передать словам людей
Его Божественных речей:
Нема пред ними речь людская…
Но весь народ, Ему внимая,
Познал и благ земных тщету,
Познал и мира суету,
Познал и духа совершенство:
Познал, что истое блаженство
Себе наследует лишь тот,
Кто духом нищ, кто слёзы льёт,
Кто правды алчет, правды жаждет,
Кто кроток был и незлобив,
Кто сердцем чист, миролюбив,
Кто от людей невинно страждет,
Кого поносят в клеветах
И злобным словом оскорбляют,
Кого за правду изгоняют —
м будет мзда на небесах!..
Гонимы были и пророки…
Людскую злобу и пороки
Он кротким словом обличал,
Он к покаянью призывал:
Зане созрело смерти семя,
И настаёт, и близко время,
Когда воскреснет бренный прах, —
Когда все сущие в гробах,
Глас Сына Божия из тлена
Услышав, снова оживут
Иль в жизнь нетленную, иль в суд..
Тогда восплачут все колена,
Женой рождённые, тогда
Померкнет солнце; мглой одета,
Луна не даст ночного света,
И за звездой спадёт звезда,
И силы неба содрогнутся,
И с трубным звуком понесутся
По небу ангелы — сзывать
Всех Сыном Божиим избранных…
Он поучал — не избирать
Путей широких, врат пространных,
Вводящих в пагубу, — входить
В сень жизни узкими вратами
И трудно-тесными путями:
Не осуждать, благотворить,
Радеть о скорбных, неимущих,
Благословлять врагов клянущих
И ненавидящих любить.
Умолк Божественный Учитель…
И вот, снедаемый стыдом,
Раввин, законов охранитель,
Поник зардевшимся челом;
Смутился книжник; фарисеи
Повоев сделались белее,
И жадный мытарь волоса
Рвёт на себе, и, не дерзая
Поднять свой взор на небеса,
Рыдает грешница младая…
Что чувствовал слепец — в словах
Не может быть изобразимо…
Когда же шёл Учитель мимо,
Слепец упал пред Ним во прах,
И, вдохновенный высшей силой,
Воскликнул с верою: «Равви,
Спаси страдальца и помилуй,
Во имя Бога и любви!»
Безумец! Слыхано ль от века,
Чтоб кто слепого человека
Мог исцелить от слепоты?
Но вера малых — их спаситель.
И подошёл к нему Учитель…
И непорочные персты
Во имя Господа живого
В очах безжизненных слепого
Светильник зрения зажгли —
И он, как первый сын земли,
Исполнен радости и страха,
Восстал из тления и праха,
С печатью света на челе;
И потому, что верил много,
Узрел в предвечной славе Бога
На небесах и на земле.
1861г. Мей Л.
* Намет — навес, шатёр.
Тогда, как Моисей, в дни старости глубокой
Тогда, как Моисей, в дни старости глубокой,
Своей кончины ожидал,
То Саваоф ему вещал:
«Взойди на верх горы высокой —
И Ханаанская земля
Вдали порадует тебя!»
День тихий пламенел вечернею зарёю,
И западный, далёкий океан
Казался бледною, зелёной полосою;
Но ближе волн морских, сквозь розовый туман,
Являлися холмы и нивы золотые,
Леса и грады, и поля,
И гор сторожевых вершины голубые.
И то была она — та светлая земля
И мёда и млека, земля благословенья,
Которую Творец пророку обещал,
Куда он целый век все думы устремлял,
Чтоб оныя достичь; ни фараонов мщенья
Не устрашился он, ни гибельных тревог;
И жаркие пески, и волны превозмог,
И буйность мятежа, и вялость нераденья, —
В то время, как теперь, невежд без размышленья,
Которых должно убедить,
И против воли их добро для них творить.
Увы! к её холмам, чрез бездну роковую,
Напрасно руки он стремился простирать,
Он должен вдалеке узреть страну святую —
И никогда в её пределы не вступать.
И приговор неотразимый,
Пророк! оплакан был тобой;
Твоей священною тоской,
О, сколько смертных здесь крушимы!
Удел твой искони веков —
Удел героев, мудрецов,
Всех тех, чей пылкий дух и разум возвышенный
Их выше ставили толпы обыкновенной,
Кто, правдой мрак ночной ревнуя озарить,
Ярмо невежества умели сокрушить
И, жертвуя собой, людей вести хотели
И к миру лучшему и к благородной цели.
Когда внизу, как мутный ток,
Толпы народные беспечно протекали, —
Они на высоте стояли,
Они смотрели на восток;
Земли другой они искали —
Блаженства прочного страну.
Ту землю угадал их гений.
Они в ней видели, в пылу их вдохновений,
Порядок, истину, согласье, тишину.
Но мирные её долины
Для них не будут зеленеть;
Им должно было лишь узреть
Её далёкие вершины.
О вы, кто давнею порой
Надеждой, мужеством, высокою душой
Свои века предупреждали
И мир тогдашний покоряли,
Предтечи мудрые! откиньте мрак печали:
У века каждого своя
Обетованная земля,
И он тревожно к ней несётся;
Но так, как Моисей, желанною страной
Он только взор лелеет свой, —
Она потомкам достаётся.
Прелестной стороны мы также ищем ныне;
При свете дня и в сумраке ночном
Мы за надеждою стремимся, как в пустыне
Израильская рать за огненным столпом,
Который путь ей пролагал, —
И вдруг то меркнул, то сиял.
Для нас — кипучий зной и буйный ветр с грозами,
И голод с жаждою, и горе, и труды,
Пески без зелени, утёсы без воды;
Для них — поля в цветах, с проточными ручьями,
И сень под пальмою, и неги под шатрами,
Млекб, пшено и мёд;
Но их мечта те блага превзойдёт, —
И, недовольны тем, в чём зрели мы блаженство,
Нам неизвестного, другого совершенства
Начнут они желать —
Земли прекраснее в удел себе искать, —
И дальний Ханаан, как мы, найти желая,
В томленьи алчности им жить, подобно нам,
И так же умереть, лишь руки простирая
К его, всегда от нас бегущим, берегам.
Но вечно ль нам без радости томиться,
На дивный край всё издали смотреть,
В его предел и день и ночь стремиться —
И никогда к нему не долететь?
О нет! — и сердце тайну знает,
Нам быть обманутым нельзя:
В небесной родине страдальцев ожидает
Обетованная земля!
1832г. Козлов И.
Уже впервые дымной мглою
Уже впервые дымной мглою
Подёрнут был Едемский сад,
Уже пожёлкнувшей листвою
Усеян синий был Евфрат,
Уж райская не пела птица —
Над ней орёл шумел крылом,
И тяжело рычала львица,
В пещеру загнанная львом.
И озирал злой дух с презреньем
Добычу смерти — пышный мир
И мыслил: смертным поколеньям
Отныне буду я кумир.
И вдруг он видит, в райской сени,
Уязвлена, омрачена,
Идёт, подобно скорбной тени,
Им соблазнённая жена.
Невольно прядью кос волнистых
Она слегка прикрыла грудь,
Уже для помыслов нечистых
Пролёг ей в душу знойный путь.
И, ей десницу простирая,
Встаёт злой дух, — он вновь готов,
Ей сладкой лестью слух лаская,
Петь о блаженстве грешных снов.
Но что уста его сковало?
Зачем он пятится назад?
Чем эта жертва испугала
Того, кому не страшен ад?
Он ждал слезы, улыбки рая,
Молений, робкого стыда…
И что ж в очах у ней? — такая
Непримиримая вражда,
Такая мощь души без страха,
Такая ненависть, какой
Не ждал он от земного праха
С его минутной красотой.
Грозы божественной сверканье —
Тех молний, что его с небес
Низвергли, — не без содроганья
В её очах увидел бес,
И в мглу сокрылся привиденьем,
Холодным облаком осел,
Змеёй в траву прополз с шипеньем,
В деревьях бурей прошумел.
Но сила праведного гнева
Земного рая не спасла,
И канула слеза у древа
Познания добра и зла…
1876г. Полонский Я.
У людей пред праздником
У людей пред праздником уборка.
В стороне от этой толчеи
Омываю миром из ведёрка
Я стопы пречистые Твои.
Шарю и не нахожу сандалий.
Ничего не вижу из-за слёз..
На глаза мне пеленой упали
Пряди распустившихся волос.
Ноги я Твои в подол упёрла,
Их слезами облила, Исус,
Ниткой бус их обмотала с горла,
В волосы зарыла, как в бурнус.
Будущее вижу так подробно,
Словно Ты его остановил.
Я сейчас предсказывать способна
Вещим ясновиденьем сивилл.
Завтра упадёт завеса в храме,
Мы в кружок собьёмся в стороне,
И земля качнётся под ногами,
Может быть, из жалости ко мне.
Перестроятся ряды конвоя,
И начнётся всадников разъезд.
Словно в бурю смерч, над головою
Будет к небу рваться этот крест.
Брошусь на землю у ног распятья,
Обомру и закушу уста.
Слишком многим руки для объятья
Ты раскинешь по концам креста.
Для кого на свете столько шири,
Столько муки и такая мощь?
Есть ли столько душ и жизней в мире?
Столько поселений, рек и рощ?
Но пройдут такие трое суток
И столкнут в такую пустоту,
Что за этот страшный промежуток
Я до воскресенья дорасту.
1949г. Пастернак Б.
Христос молился… Пот кровавый
Христос молился… Пот кровавый
С чела поникшего бежал…
За род людской, за род лукавый
Христос моленья воссылал;
Огонь святого вдохновенья
Сверкал в чертах Его лица,
И Он с улыбкой сожаленья
Сносил последние мученья
И боль тернового венца.
Вокруг креста толпа стояла,
И грубый смех звучал порой…
Слепая чернь не понимала,
Кого насмешливо пятнала
Своей бессильною враждой.
Что сделал Он? За что на муку
Он осуждён, как раб, как тать,
И кто дерзнул безумно руку
На Бога своего поднять?
Он в мир вошёл с святой любовью,
Учил, молился и страдал —
И мир Его невинной кровью
Себя навеки запятнал!..
Свершилось!..
Полночь голубая
Горела кротко над землёй;
В лазури ласково сияя,
Поднялся месяц золотой.
Он то задумчивым мерцаньем
За дымкой облака сверкал,
То снова трепетным сияньем
Голгофу ярко озарял.
Внизу, окутанный туманом,
Виднелся город с высоты.
Над ним, подобно великанам,
Чернели грозные кресты.
На двух из них ещё висели
Казнённые; лучи луны
В их лица бледные глядели
С своей безбрежной вышины.
Но третий крест был пуст. Друзьями
Христос был снят и погребён,
И их прощальными слезами
Гранит надгробный орошён.
Чьё затаённое рыданье
Звучит у среднего креста?
Кто этот человек? Страданье
Горит в чертах его лица.
Быть может, с жаждой исцеленья
Он из далёких стран спешил,
Чтоб Иисус его мученья
Всесильным словом облегчил?
Уж он готовился с мольбою
Упасть к ногам Христа — и вот
Вдруг отовсюду узнаёт,
Что Тот, Кого народ толпою
Недавно как царя встречал,
Что Тот, Кто свет зажёг над миром,
Кто не кадил земным кумирам
И зло открыто обличал, —
Погиб, забросанный презреньем,
Измятый пыткой и мученьем!..
Быть может, тайный ученик,
Склонясь усталой головою,
К кресту Учителя приник
С тоской и страстною мольбою?
Быть может, грешник непрощённый
Сюда, измученный, спешил
И здесь, коленопреклонённый,
Своё раскаянье излил? —
Нет, то Иуда!.. Не с мольбой
Пришёл он — он не смел молиться
Своей порочною душой;
Не с телом Господа проститься
Хотел он — он и сам не знал,
Зачем и как сюда попал.
Когда на муку обречённый,
Толпой народа окружённый
На место казни шёл Христос
И крест, изнемогая, нёс,
Иуда, притаившись, видел
Его страданья и сознал,
Кого безумно ненавидел,
Чью жизнь на деньги променял.
Он понял, что ему прощенья
Нет в беспристрастных небесах, —
И страх, бессильный рабский страх,
Угрюмый спутник преступленья,
Вселился в грудь его. Всю ночь
В его больном воображеньи
Вставал Христос. Напрасно прочь
Он гнал докучное виденье,
Напрасно думал он уснуть,
Чтоб всё забыть и отдохнуть
Под кровом молчаливой ночи:
Пред ним, едва сомкнёт он очи,
Всё тот же призрак роковой
Встаёт во мраке, как живой!
Вот Он, истерзанный мученьем,
Апостол истины святой,
Измятый пыткой и презреньем,
Распятый буйною толпой;
Бог, осуждённый приговором
Слепых, подкупленных судей!
Вот Он!.. Горит немым укором
Небесный взор Его очей.
Венец любви, венец терновый
Чело Спасителя язвит,
И, мнится, приговор суровый
В устах разгневанных звучит…
«Прочь, непорочное виденье,
Уйди, не мучь больную грудь!..
Дай хоть на час, хоть на мгновенье
Не жить… не помнить… отдохнуть.
Смотри: предатель Твой рыдает
У ног Твоих… О, пощади!
Твой взор мне душу разрывает…
Уйди… исчезни… не гляди!..
Ты видишь: я готов слезами
Мой поцелуй коварный смыть…
О, дай минувшее забыть,
Дай душу облегчить мольбами…
Ты Бог… Ты можешь всё простить!
А я? Я знал ли сожаленье?
Мне нет пощады, нет прощенья!»
Куда уйти от чёрных дум?
Куда бежать от наказанья?
Устала грудь, истерзан ум,
В душе — мятежные страданья.
Безмолвно в тишине ночной,
Как изваянье, без движенья,
Всё тот же призрак роковой
Стоит залогом осужденья…
И здесь, вокруг, горя луной,
Дыша весенним обаяньем,
Ночь разметалась над землёй
Своим задумчивым сияньем,
И спит серебряный Кедрон,
В туман прозрачный погружён..
Беги, предатель, от людей
И знай: нигде душе твоей
Ты не найдёшь успокоенья:
Где б ни был ты, везде с тобой
Пойдёт твой призрак роковой
Залогом мук и осужденья.
Беги от этого креста,
Не оскверняй его лобзаньем:
Он свят, он освящён страданьем
На нём распятого Христа!
И он бежал!..
Полнебосклона
Заря пожаром обняла
И горы дальнего Кедрона
Волнами блеска залила.
Проснулось солнце за холмами
В венце сверкающих лучей.
Всё ожило… шумит ветвями
Лес, гордый великан полей,
И в глубине его струями
Гремит серебряный ручей…
В лесу, где вечно мгла царит,
Куда заря не проникает,
Качаясь, мрачный труп висит;
Над ним безмолвно расстилает
Осина свой покров живой
И изумрудною листвой
Его, как друга, обнимает.
Погиб Иуда… Он не снёс
Огня глухих своих страданий,
Погиб без примирённых слёз,
Без сожалений и желаний.
Но до последнего мгновенья
Всё тот же призрак роковой
Живым упрёком преступленья
Пред ним вставал во тьме ночной;
Всё тот же приговор суровый,
Казалось, с уст Его звучал,
И на челе венец терновый,
Венец страдания, лежал!
1879г. Надсон С.
Шёл сеятель с зёрнами в поле и сеял
Шёл сеятель с зёрнами в поле и сеял;
И ветер повсюду те зёрна развеял.
Одни при дороге упали; порой
Их топчет прохожий небрежной ногой,
И птиц, из окрестных степей пролетая,
На них нападает голодная стая.
Другие на камень бесплодный легли
И вскоре без влаги и корня взошли, —
И в пламенный полдень дневное светило
Былинку палящим лучом иссушило.
Средь терния пало иное зерно,
И в тернии диком заглохло оно…
Напрасно шёл дождь и с прохладной зарёю
Поля освежались небесной росою;
Одни за другими проходят года —
От зёрен тех нет и не будет плода.
Но в добрую землю упавшее семя,
Как жатвы настанет урочное время,
Готовя стократно умноженный плод,
Высоко, и быстро, и сильно растёт,
И блещет красою, и жизнию дышит…
Имеющий уши, чтоб слышать, — да слышит!
1851г. Жемчужников А.
Я раб греха: во гневе яром
Я раб греха: во гневе яром
Я египтянина убил,
Но, устрашен своим ударом,
За братьев я не отомстил.
И, трепеща неправой брани,
Бежал не ведая куда,
И вот в пустынном Мидиане
Коснею долгие года.
В трудах бесславных, в сонной лени
Как сын пустыни я живу
И к Мидианке на колени
Склоняю праздную главу.
И реже все и все туманней
Встают еще перед умом
Картины молодости ранней
В моем отечестве чужом.
И смутно видятся чертоги,
Где солнца жрец меня учил,
И размалеванные боги,
И голубой златистый Нил.
И слышу глухо стоны братий,
Насмешки злобных палачей,
И шепот сдавленных проклятий,
И крики брошенных детей…
Я раб греха. Но силой новой
Вчера весь дух во мне взыграл,
А предо мною куст терновый
В огне горел и не сгорал.
И слышал я: «Народ Мой ныне
Как терн для вражеских очей,
Но не сгореть его святыне:
Я клялся Вечностью Моей.
Трепещут боги Мицраима,
Как туча, слава их пройдет,
И Купиной Неопалимой
Израиль в мире расцветет».
Соловьёв В.
Я расскажу, друзья, про Симеона
Я расскажу, друзья, про Симеона,
Кто был Богоприимцем наречён.
Усталый, сединами убелённый,
Народу утешенья чаял он.
Он чаял избавления не в силе
Оружия и мудрости плотской,
Спасение в пришествии Мессии
Увидеть жаждал праведной душой.
Пошлёт ли Иегова снова милость?
Где он, обетований верный час?
Язычники над верою глумились.
Святой народ в неверии погряз.
Я расскажу, друзья, про Симеона.
Когда в сер дцах царила темнота,
Он чаял избавления Сиона,
Он ожидал грядущего Христа.
Неумолимо плечи гнула старость.
Уже обитель вечная близка.
Святое дело завершить осталось
Слабеющим, морщинистым рукам.
Во дни, когда лампада веры гасла,
Во мраке гибли миллионы душ,
Неутомимо подливает масла
В светильник свой благочестивый муж.
Я расскажу, друзья, про Симеона,
Как воссиял он, сердцем просветлён,
Когда тепло Младенца сквозь пелёны
Своими осязал руками он.
Когда Младенца созерцал воочью,
Он, духом обновлённый, ликовал.
Пришла победа дня над тёмной ночью,
Великий день спасения настал.
Когда старик дитя на руки принял,
Владыка-Бог послал ему покой.
Душа его могла спокойно ныне
Расстаться с ветхой хижиной земной.
Я рассказал, друзья, про Симеона,
Но каждый о себе услышать мог.
Блажен, кто с вечным Богом примирённый,
Переступает вечности порог.
Бурчак М.
МИРОВАЯ ХРИСТИАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Источник: https://moreofgod.ru/lib/literature — Больше Божьего
Эвэн Робертс. «Сораспятие»
Содержание книги
Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос…
Проявление последствий сораспятия в повседневной жизни
Путь от креста ведет к могиле
****************************************************************************************************
Эндрю Мюррей. Глубокая христианская жизнь и путь к ее достижению, 1997г.
2005, перевод с англ.
II. Привилегия и переживания
III. Плотской или духовный?
IV. Из чего-то и во что-то
V. Гарантированное благословение
VI. Присутствие Христа
VII. Слово к делателям
VIII.Освящение
Приложение
профессор Александр Иванович Садов
Латинская древнехристианская поэзия: https://azbyka.ru/otechnik/Aleksandr_Sadov/latinskaja-drevne-hristianskaja-poezija/
***************************************************************************
https://maranafa.net/2020/08/06/xristianskie-stixi-raznyx-avtorov-22/ — ХРИСТИАНСКИЕ СТИХИ РАЗНЫХ АВТОРОВ, 2020
***************************************************************************
Сборник христианских стихов. “Мы Его и род”, — восклицали древние поэты о Боге (Д. Ап. 17, 28). Общение возрожденной души с живым Богом является неисчерпаемым источником вдохновения для христианской поэзии наших дней. Поэзия духа одинаково понятна людям разных поколений и эпох. Стихи, созвучные духу Евангелия, находят дорогу в наши собрания и к сердцам людей. Да прославится через этот сборник стихов имя Господа, “…Который есть Спаситель всех человеков, а наипаче верных” (1Тим. 4, 10). Отпечатано в типографии издательства “Христианин”. — http://www.blagovestnik.org/books/00017-A4.pdf
***
http://jezmmm.ru/spiritschool/shlemovana/2022/04/24/o-aleksandr-men-tainstvo-slovo-i-obraz-pravoslavnoe-bogosluzhenie/
Для подъёма вибраций!… 🙂
http://jezmmm.ru/meta/shlemovana/2020/12/05/4-dekabrya-den-rozhdeniya-r-m-rilke-poklon-om/#comments
Концерт органной музыки: https://youtu.be/Dbt7o46_ZD8
Полезные ссылки здесь: https://t.me/jezmmm24
***
… а дальше — Тишина… Аум
СПАСИ вас БОГ!
Всем — любви!
НАШ
!!!
https://www.youtube.com/watch?v=TnKRMDA7Flo —
Litany, «Prayers of St. John Chrysostom for Each Hour of the Day and Night»
David James – тема
18 мая 2017 г.
Provided to YouTube by NAXOS of America
Litany, «Prayers of St. John Chrysostom for Each Hour of the Day and Night» · David James
Arvo Pärt: Live
℗ 2017 BR-Klassik
Released on: 2017-05-19
Artist: David James
Artist: Rogers Covey-Crump
Artist: John Potter
Artist: Gordon Jones
Choir: Chor des Bayerischen Rundfunks
Conductor: Marcello Viotti
Ensemble: Hilliard Ensemble
Orchestra: Münchner Rundfunkorchester
Composer: Arvo Pärt
Auto-generated by YouTube.
https://youtu.be/Hepf31JoBNo
YouTube
Philip Glass: Symphony No. 4 «Heroes», Bournemouth Symphony Orchestra, Alsop
Philip Glass (1937)
Symphony No. 4 “Heroes” (1996):
1. Heroes 0:00
2. Abdulmajid 7:14
3. Sense of Doubt 16:32
4. Sons of the Silent Age 24:24
5. Neuköln 31:55
6. V2 Schneider 38:42
Bournemouth Symphony Orchestra
Marin Alsop, conductor