«Я, к величайшему для себя огорчению, вынужден констатировать, что в наше время — время всеобщей маниакальной эпидемии дирижёрства, по существу, профессия дирижёра девальвировалась. Больших, настоящих мастеров палочки остаётся всё меньше и меньше. На смену им пришли ловкие, самонадеянные молодые люди, своеобразные «гангстеры» от музыки…». Е.Ф. Светланов //Из книги о Евгении Светланове «Назначено судьбой», 1990 г.
*************************************************
-
Родился6 сентября 1928 г., Москва
-
Умер3 мая 2002 г. (73 года), Москва
-
В браке с
-
РодителиФёдор Петрович Светланов, Татьяна Петровна Кругликова
-
Сайт
****************************************************************************************************
НЕИЗВЕСТНЫЙ СВЕТЛАНОВ
Весной 2013 года мой старинный друг и соученица по Гнесинскому институту Нина Светланова-Николаева, вдова Евгения Светланова, вручила мне девятнадцать 90-минутных кассет, чтобы я, если заинтересуюсь и найдется время, как она выразилась, познакомился с записями и распорядился ими по своему усмотрению. Время нашлось, я заинтересовался, и вскоре пришло осознание того, что у меня в руках сокровище, и обладать им в одиночку я не имею права – надо срочно делиться, причем не только с музыкантами-профессионалами.
История появления на свет этих кассет такова: будучи в Доме творчества «Сортавала», своем любимом месте отдыха на протяжении многих лет, Евгений Федорович в перерывах между рыбалкой и подготовкой к новым сезонам (я часто, отдыхая поблизости видел, как он подолгу сидел на завалинке своей дачи с партитурой и карандашами в руках) ежедневно делился с магнитофоном воспоминаниями о жизни и профессии, углубляясь в семейные анналы, и вплоть до конца 80-х годов. Жаль, что самые драматические и даже трагические последние десять лет жизни, богатые, несмотря ни на что, великими творческими свершениями, дирижер не описывает и не комментирует. Но и тот материал, который мы имеем, представляет огромный интерес.
Конечно, мною была проведена кропотливая работа по расшифровке наговоренного на домашний магнитофон и редактированию текста для печати, на что потребовалось несколько месяцев. Меня вдохновляли любовь и уважение к Мастеру, дорогие воспоминания о совместном музицировании, о счастливых годах творческого и личного общения. Так постепенно сложилась книга: «Евгений Светланов. Перелистывая страницы жизни», которая вскоре увидит свет в издательстве «Композитор».
Записи рождали у меня ассоциации и аллюзии – ведь мы «входили в одну и ту же реку», будучи гнесинцами, обожали Елену Фабиановну и весь тот старый «семейный» гнесинский уклад. Из уст Евгения Федоровича звучат такие слова: «Несмотря на все злоключения все-таки гнесинская школа, училище и потом институт были мне роднее и ближе. А в консерватории я чувствовал себя, надо сказать, пришлым, посторонним, человеком со стороны, хотя имел все формальные права студента, и никто меня в них не ущемлял».
Творческие принципы, декларируемые Евгением Федоровичем, поверялись практикой, чему я неоднократно был свидетелем. Например, он много размышляет об ансамблевых проблемах, о взаимоотношениях солиста и оркестра в опере и на симфонической эстраде, и в связи с этим в памяти всплывают интересные эпизоды.
На концерте в БЗК, посвященном 40-летию ГАСО, я исполнял монолог Арбенина из неоконченной оперы Светланова «Маскарад». На репетиции Евгений Федорович нервничал, морщился, и мне были неясны причины его недовольства. Надо сказать, что наши художественные взаимоотношения складывались счастливо: на протяжении многих лет дирижер приглашал меня солировать в «Колоколах» и «Весне» Рахманинова, записал с моим участием эти произведения, практически не делая замечаний, и даже посвятил мне свои пушкинские романсы, а тут впервые что-то шло не так. Относясь с огромным уважением и любовью к Евгению Федоровичу, ценя наш альянс как самый дорогой и счастливый в моей творческой жизни, я очень серьезно подготовился к нашей очередной встрече, не только выучив произведение наизусть, но и рассчитав звуковую динамику, вникнув в драматургию и душевное состояние героя. Окончив петь, я с беспокойством спросил: «Что не так?» – «Да всё не так, – ответил Евгений Фёдорович, – сказался мой юношеский “экстремизм”. Пытаясь передать драматизм сцены, я перегрузил оркестр, и он мешает солисту использовать разнообразные контрастные звуковые приемы. К завтрашнему дню всё будет исправлено». В день концерта, на генеральной утренней репетиции, я не узнал партитуры – так кардинально она изменилась. Чувствуя мое недоумение, Евгений Федорович с улыбкой объяснил: «Я провел бессонную ночь, но зато вам не приходится теперь бороться с громыхающим оркестром, и можно в нужных местах использовать краски piano – pianissimo».
И еще одно воспоминание, уже слушательское. В 1998 году в Большом театре проходило чествование Светланова в связи с его 70-летием. Сначала он дирижировал из ямы картиной из «Золотого петушка» Римского-Корсакова. Огромный оркестр Большого театра не перекрыл ни одного слова, ни одного слога певцов, хотя звучал многокрасочно, отнюдь не придушенно. Нарядная партитура Римского-Корсакова читалась бережно, любовно, но главенствовала вокальная линия, оркестровые подсветки лишь усиливали выразительность певческих фраз, ювелирная отделка деталей не мешала цельности восприятия музыки. Дирижер гигантской лигой соединил всю картину, как всегда безупречно выстроив форму, но его самого будто бы и не было.
А после антракта на сцене появился Госоркестр. Светланов в нарядном белом смокинге встал за пульт, и полились звуки Второй симфонии Рахманинова, любимейшего произведения юбиляра. Какое половодье чувств, какое море красоты затопило зал! А как звучал оркестр! Поистине лишь светлановский гений мог объединить всех, и музыка воспарила к небесам… В течение одного вечера были наглядно продемонстрированы сходства и различия профессий оперного и симфонического дирижера, и в каждой Светланов достиг вершин.
Евгений Федорович считал себя в первую очередь композитором и дирижером, и лишь во вторую – пианистом, но, думается, он недооценивал эту свою ипостась. В концерте, посвященном 100-летию Николая Карловича Метнера, Светланов выступал и как пианист, и как дирижер. Будучи «внуком» композитора, воспитанником его прямой ученицы Марии Александровны Гурвич, Евгений Федорович с трепетной любовью относился к творчеству Метнера и хотел, чтобы юбилейный вечер прошел празднично и был достоин памяти великого мастера. Во втором отделении концерта в БЗК Татьяна Николаева в сопровождении Госоркестра под управлением Светланова играла фортепианный концерт Метнера, а в первом звучали его романсы – маэстро аккомпанировал Галине Писаренко и мне.
Придя репетировать к Евгению Федоровичу домой дня за три до концерта, я обнаружил, что труднейшие аккомпанементы метнеровских романсов им недоучены, и речь у нас даже зашла о замене некоторых из них. В конце нашей встречи Евгений Федорович сказал, что ему все-таки жаль отказываться от таких шедевров, как «Бессонница» и «Испанский романс», наиболее трудных для пианиста, и он постарается их доучить. «Я давно не играл технически трудных вещей, но у меня есть палочка-выручалочка для восстановления пианистической формы», – заговорщически сообщил он, имея в виду упражнения Николая Папиевича Куделина, о котором упоминается в книге.
Придя репетировать через день, я был потрясен – из-под пальцев Светланова «сыпались перлы», правда, он признался, что чудес не бывает, и каждому аккомпанементу он уделил по нескольку часов: «Никто ничего другого не придумал, но зато теперь, потрудившись, мы можем с чистой совестью выйти на сцену», – резюмировал он.
Чувство профессиональной ответственности было присуще Евгению Федоровичу в высшей степени. Однажды я приехал в подмосковный санаторий «Десна», где он с Ниной отдыхал, чтобы порепетировать. Предстоял авторский концерт Светланова-композитора в Малом зале консерватории, где должны были впервые звучать пушкинские романсы, и наш ансамбль требовал шлифовки. Всегда деликатный и внимательный к партнерам-солистам, Евгений Федорович извинился по телефону за то, что вынужден просить меня ехать так далеко, и прислал машину с шофером. Они с Ниной радушно встретили меня, показали свои «рыбацкие угодья» и провели в зал санатория, где стоял вполне приличный рояль. После того как я «сдал» композитору, который мне аккомпанировал, все романсы, из зала, где находился один-единственный слушатель – Нина Александровна, – прозвучала критика. Надо отметить, что Евгений Федорович всегда прислушивался к мнению супруги. Кстати, именно ей мы обязаны появлением на свет этих воспоминаний и размышлений: на пленке время от времени слышен Нинин голос, она настаивает, чтобы запись продолжалась, даже если Светланов «капризничает», говорит, что устал или не в настроении. Так вот, в тот день в клубе Нина вынесла «вердикт»: «Женя, я волнуюсь, что ты не успеешь выучить весь аккомпанемент, Сережа в данный момент готов гораздо лучше тебя». Честно говоря, я испытал неловкость, услышав такую критику в адрес своего кумира. Но Евгений Федорович ответил совершенно спокойно и как бы извиняясь: «Я поэтому и пригласил приехать Сереженьку сюда, чтобы заранее понять, что еще не получается. До концерта две недели, я буду заниматься каждый день и, надеюсь, все успею». Излишне говорить о том, что на концерте прошло все замечательно, успех был грандиозным, многие романсы мы повторили на бис. Сразу же за кулисами Евгений Федорович вручил мне экземпляр нот с чрезвычайно лестной дарственной надписью:
Я не очень хорошо знаю симфоническую музыку Светланова, но уверен, что некоторые его романсы, такие как «Поэту», «Что в имени тебе моем», могут по праву занять достойное место в антологии отечественной камерно-вокальной лирики.Вспоминается еще один эпизод, характеризующий Светланова-музыканта и говорящий о его высочайших художественных критериях. Шла запись рахманиновской «Весны», которая впоследствии украсила антологию русской музыки. Накануне прошли репетиции и исполнение произведения в Большом зале консерватории и в Зале имени Чайковского, и всё дирижера устраивало, теперь же остановки следовали на каждом такте, замечания делались подчас в резкой форме, особенно досталось виолончельной группе, и нервозность с каждой секундой нарастала. В сердцах дирижер даже зашвырнул свою палочку в оркестр, и ему вернул ее кто-то из ударников; потом он захлопнул партитуру и направился к выходу из студии, но все же взял себя в руки и вернулся почти от дверей.
Таким я не видел Светланова за пультом ни до, ни после этого дня. Что же произошло? Возможно, готовясь к записи, он открыл для себя в много раз исполненном сочинении Рахманинова что-то новое и важное, и гневался от того, что никак не может настроить свой инструмент – оркестр – на нужную волну? Такие муки творчества испытывают все великие художники.
Эта пытка продолжалась часа три с половиной, и ни я, ни хористы не издали ни единого звука, – работа велась лишь с оркестром. Когда лимит времени был исчерпан – смена в студии продолжается четыре часа, а дальше «заступает на вахту» другой коллектив, – Евгений Федорович дал, наконец, команду «мотор», и мы «вымучили» вариант.
Казалось бы, самое страшное позади, но вдруг возникла еще одна драматическая коллизия. Надо отдать должное замечательному звукорежиссеру Маргарите Кожуховой, которой Светланов доверял как своему соратнику, и именно с ней осуществил большинство своих записей. Если бы не ее интеллигентность, интуиция и такт, все наши усилия в тот трудный день пошли бы насмарку.
Когда мы с Евгением Федоровичем поднялись в аппаратную, он с порога безапелляционно заявил: «Я не приспособлен к вашим радийным порядкам и от второго дубля отказываюсь!». Скажи интеллигентнейшая Маргарита Всеволодовна слово поперек, и произошел бы взрыв, но она тихим, мягким голосом ответила: «Дорогой Евгений Федорович, неужели существуют критерии выше ваших собственных? Сейчас мы все вместе послушаем, что получилось, и если качество вас удовлетворит, я представлю эту запись на художественный совет, и уверена, никто не будет возражать против ее приема».
Когда отзвучал последний аккорд, Светланов воскликнул: «Это же никуда не годится, необходимо сделать новый дубль! Договоритесь, пожалуйста, чтобы мне продлили смену». «Конечно, Евгений Федорович, мы сделаем всё так, как вы считаете нужным», – согласилась мудрая Кожухова.
В студию спустился совсем другой человек, – он по-прежнему был заряжен энергией, но доброй, созидательной. Сделав несколько конкретных замечаний оркестру и хору, дирижер улыбнулся нам всем и попросил включить микрофон.
С первых мгновений стало ясно, что рождается исполнительский шедевр, – напряженность, скованность улетучились, им на смену пришли вдохновение, полет, радостное озарение, и двадцатиминутное сочинение прозвучало монолитно, на едином дыхании. Евгений Федорович тепло поблагодарил всех за работу, а в ответ раздалась такая овация хора и оркестра в адрес дирижера, какой я больше никогда не слышал. Улетучились все обиды, мы были счастливы, что потрудились не напрасно, что результат с лихвой окупил нервные затраты.
Светлановский критерий самооценки был столь высок, что стремление достичь идеала доставляло муки ему самому. Его собственный «высший суд» подчас выносил суровый приговор исполненной программе. Иногда поклонники, потоптавшись под дверью, расходились, так и не пожав дирижеру руки, – он запирался в артистической и переживал неудачу, которой кроме него самого никто не замечал.
Евгений Федорович размышляет в книге о том, как должны складываться взаимоотношения дирижера и оркестра, чтобы достигался максимальный художественный результат, и о том, как музыканты мгновенно определяют, кто встал за пульт. Могучая воля Светланова, его харизма позволяли объединять разные коллективы, которыми он руководил, и поднимать их на высшую точку возможностей. Одна из кассет, переданных мне Ниной Александровной, содержит высказывания концертмейстеров лучших мировых оркестров, за пультом которых стоял дирижер, и все сходятся на том, что с первых мгновений оркестранты чувствовали масштаб его личности и шли за ним.
Об излучаемых им биотоках говорит забавный эпизод, произошедший все в той же Сортавале. Однажды мирное течение сортавальской жизни взбаламутил попавший туда на отдых Ролан Быков. Его пасынок, известный ныне писатель и киносценарист Павел Санаев, бурно справлял на природе с такими же, как он, юнцами свое 16-летие и во время гулянки потерял магнитофончик. Ролан Антонович задался целью во что бы то ни стало вернуть пропажу. Дом творчества наводнили детективы и стали «копать». В холл, где мы тихо-мирно играли в преферанс, вошел бравый капитан и предложил всем незамедлительно пройти в кабинет директора и сдать отпечатки пальцев. Первым вышел из столбняка и остроумно отреагировал на эту бредовую и унизительную затею известный пианист, друг Светланова Евгений Малинин: «Вот вы, товарищ капитан, как человек военный, прекрасно понимаете, что такое субординация. И мы, как и вы, тоже без команды, через голову начальства действовать не можем. Как раз напротив, в 7-й даче, живет наш “генерал” – Евгений Федорович Светланов. Сходите, пригласите его на дактилоскопию, а следом и мы все дружными рядами пойдем и исполним свой гражданский долг».
Прильнув к окну, наша компания с интересом наблюдала за тем, что происходит на крыльце дачи, расположенной напротив. Звук до нас не доходил, но и без слов все было ясно: сначала бодро и уверенно державшийся капитан что-то говорил Светланову, вышедшему на крыльцо отнюдь не во фраке, потом слушал ответные слова и на глазах сникал, становился как бы ниже ростом, втягивал голову в плечи, будто уклоняясь от ударов. Когда Евгений Федорович вернулся в дом, служивый еще какое-то время стоял в задумчивости, переваривая услышанное. Больше нас никто не беспокоил, а вскоре и вся нелепая поисковая операция была свернута. Я лишний раз убедился в том, что противостоять светлановской воле, излучаемому им мощному заряду энергии – невозможно.
Уже говорилось о том, с каким пиететом относился дирижер к своей супруге, которая была для него другом и соратником, и всегда прислушивался к ее мнению. Нина говорила: «Его жизнь принадлежит музыке, а все, что может выбить Женю из колеи, отвлечь, расстроить, я, как волнорез, беру на себя». И лишь однажды Евгений Федорович взбунтовался и не внял Нининым советам – в последние месяцы жизни. После тяжелейшей онкологической операции необходимы были курсы облучения и химиотерапии, и жена заклинала Светланова продолжить лечение и продлить таким образом свои дни, но он имел на этот счет собственное мнение и неуклонно отстаивал его: «Лечиться я не буду, проживу, сколько Бог судил, зато сохраню силы и время для работы, мне еще многое надо успеть». И, стоически перенося страдания, трудился до последних дней. Прощальный московский концерт Светланова состоялся в БЗК 28 февраля 2002 года. Звучала музыка Вагнера. Но стоял дирижер за пультом не своего родного Госоркестра, от которого после 35 лет руководства приказом министра культуры был отлучен, что ускорило кончину Евгения Федоровича, а Российского национального оркестра. Зал стоя приветствовал любимого маэстро, в прощальной овации слышался какой-то надрыв, в воздухе витало предчувствие трагедии, многие плакали.
Всю жизнь, отдавая свое время и талант как оперному, так и симфоническому дирижированию, Светланов и в последние свои месяцы выступил в обеих ипостасях: он осуществил постановку оперы Пуччини «Мадам Баттерфляй» в Монпелье, а затем дал шесть концертов кряду с разными программами с Лондонским симфоническим оркестром.
Мудрый афоризм де Токвиля: «Жизнь – не страдание и не наслаждение, а дело, которое мы обязаны делать и честно довести его до конца», – как раз про него. Сама фамилия Светланова символична – на земле стало темнее с его уходом. А для меня, в силу ряда причин, потеря особенно тяжела и невосполнима.
Евгений Федорович Светланов — явление в музыкальной культуре XX века
One of Russia»s most distinguished conductors, Yevgeny Svetlanov, has died in Moscow at the age of 73 after a serious illness.
The chief conductor of Russia»s Bolshoi Theatre, Svetlanov was also a talented pianist, and composed numerous symphonies and musical poems.
His major work, including interpretations of the music of Tchaikovsky, Rimsky-Korsakov and Rakhmaninov, was recorded in the 1960s, when Svetlanov was conducting the Soviet Union»s State Symphony Orchestra.
Богатство личности Светланова удивляет своими возможностями даже в наш век, вовсе не обделенный ярчайшими проявлениями художнической одаренности. Он универсален, или, говоря иными словами, поливариантен. Однако талант его поглощён по существу одним-единственным делом. Меняются лишь орудия труда — дирижерская палочка, рояль, перо, равно годное и для написания партитуры, и для создания критических статей, но цель остается одна — музыка. Поэтому Светланов видится человеком одной страсти. Всё, что сотворено Светлановым, носит на себе отчетливую печать личности художника — его мировоззрения, вкуса, темперамента, пристрастий и антипатий. Он узнаваем во всех деяниях, художнических прозрениях и даже… в своих заблуждениях. Светланов страдал даже от мелких неточностей в работе, но не открещивался от них, ибо никогда не ставил себя на пьедестал мэтра и не претендовал на роль пророка, выступающего с оценками-приговорами в последней инстанции. Евгений Фёдорович избрал для себя путь, не исключающий периодические бунты, когда ломаются исполнительские штампы, пересматриваются, казалось, незыблемые принципы построения симфонических программ и на афишах вновь появляются имена композиторов и названия сочинений, не звучавших десятилетиями. Так, став за пульт, он приводит в исполнение мечту своих юношеских лет — дарить людям красоту симфонических произведений Глинки, Чайковского, Балакирева, Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова, Глазунова, Лядова, Ляпунова, Калинникова, Аренского, Рахманинова, Скрябина, Стравинского — и тем восстанавливает важнейшие звенья, связывающие в единую линию традиции искусства прошлого с настоящим и будущим. Этот путь, поначалу казавшийся кое кому причудами молодого дарования, был для него абсолютно естественным: с младых лет внимал он гармонии звуков, постигал музыку как единый процесс, объемлющий и взаимопроникновения и взаимоотталкивания зарождающихся в его недрах тенденций. Очень рано — в юные годы — поставил Светланов целью своей жизни служение русской музыке всеми доступными ему средствами. И с тех пор, можно сказать, не сходя с этого торного пути, одновременно широко пропагандирует творчество советских композиторов, совершает маэстро «рейды» в глубины западноевропейской классики и современной зарубежной музыки.
Уроки замечательных учителей, словно семена, «ложились» в подготовленную почву глубоко запавших в его душу первых впечатлений от встреч с прекрасным, встреч, практически предопределенных для Светланова, родившегося в семье артистов Большого театра Союза ССР. Ребенком он пел в его детском хоре. Юношей в сезон 1943/44 года Евгений Федорович проработал год в мимансе. Выходил во всех спектаклях — балетных и оперных: то появлялся Лешим в «Снегурочке», то торжественно вышагивал в полонезе из «Евгения Онегина». Это был период первых познаний работы театрального механизма не с парадной, «фасадной» стороны, а изнутри. Светланов был одновременно свидетелем и участником спектакля, рождавшегося у него на глазах. Это было похоже на чудо, объяснение которому позднее он интуитивно пытался найти уже в раннем детстве, когда его приводили по контрамаркам на утренники или тайком на черновые прогоны. На одной из репетиций увлеченный музыкой шестилетний мальчуган вскочил на стул и стал в такт размахивать руками. Было это в присутствии самого Н. С. Голованова. Взволнованные родители старались унять озорника, но не тут-то было. — Этот обязательно будет дирижером, — разрядил обстановку Николай Семёнович и тем прозорливо назвал одну из главных творческих магистралей, на которую с благословения родителей уже в те годы вступил ребенок. По классу фортепиано Светланов серьезно начал заниматься в Музыкально-педагогическом училище, а затем в Институте имени Гнесиных. Учителем его была М. А. Гурвич — воспитанница выдающегося русского композитора и пианиста Н. К. Метнера. Позже к этим занятиям присоединились уроки в композиторском классе М. Ф. Гнесина. Успех был полным на обоих направлениях. Даже сейчас, спустя десятилетия, вспоминаются как праздник выступление Светланова с Третьим фортепианным концептом Рахманинова и редкое по тем временам событие — публичное исполнение замечательным дирижером А. В. Гауком студенческой работы Е. Светланова — кантаты «Родные поля».
В 1951 году на государственном экзамене Светланов сыграл Вторую сонату Н. Мясковского и Рапсодию на тему Н. Пага-нини С. Рахманинова, об исполнении которой профессор Г. Нейгауз сказал, что это была одна из лучших из слышанных им интерпретаций. Выпускнику вручили диплом об окончании Института имени Гнесиных. В нем было записано: «Пианист-солист и педагог». В том же году он поступает в Московскую консерваторию, начинает изучать дирижерское искусство в классе А. Гаука и брать фортепианные уроки у Г. Нейгауза. Одновременно Светланов занимается композицией у Ю. Шапорина.
Юрий Александрович Шапорин опирался в своей педагогической деятельности на основы школы Н. А. Римского-Корсакова, к которой приобщился благодаря своему педагогу А. К. Лядову. Лядов был учеником Римского-Корсакова наряду с такими композиторами, как Глазунов, Аренский, Гречанинов, Мясковский, Стравинский, Респиги и др. Можно сказать, что «музыкальными внуками» Римского — Корсакова были С. Прокофьев, Д. Шостакович, а сам Светланов — уже правнук, и это будет абсолютной правдой. Конечно, Шапорин внёс в преподавание своё, неповторимое. Главным в его методике было бережное отношение к индивидуальности каждого студента. Юрий Александрович не стремился причёсывать их на один манер, а помогал каждому раскрываться по-своему. Не случайно из его мастерской вышли такие разные музыканты. Когда Светланов впервые пришел к А. В. Гауку в консерваторский класс, они были уже знакомы: Александр Васильевич выступал с его сочинениями. Поэтому естественным был вопрос, зачем он поступил в класс дирижирования? «И тогда, — рассказывал Светланов, — в присутствии всех я самоуверенно заявил, что хочу освоить эту сложнейшую профессию, чтобы исполнять забытые произведения русских классиков, а также новые произведения своих коллег-композиторов». «Похвальное желание, — заметил профессор и добавил — на следующий урок принесите мне симфонию Гайдна. Любую. На ваше усмотрение». Светланов, по его словам, был обескуражен таким оборотом дела, но задание пришлось выполнять. Только много лет спустя он оценил прозорливость своего педагога, который прекрасно понимал, что учить этого студента русской музыке не нужно: несмотря на молодость, он хорошо её знает и знаком с традициями её исполнения. «Моим слабым местом в то время, — говорил Светланов, — было недостаточное знакомство с западно-европейской классикой. Нет, кое-что я знал, играл, слышал, но вся моя душа в то время принадлежала русской музыке. Так постепенно Гаук стал заполнять пробелы в моих знаниях. Заставлял усиленно заниматься и, благодаря ему, я выравнил «чаши весов»». Освоить технику владения дирижерской палочкой не сложно. В этом нас еще раз убеждают фильмы, в которых роль маэстро исполняют драматические артисты. Гаук сказал Светланову: «Техникой с вами заниматься не нужно, она у вас от природы». Услышать такие слова из уст музыканта, придававшего огромное значение профессиональной точности замысла и ясности исполнения, много стоило. По свидетельству Светланова, профессор очень сердился, если какой-то жест казался ему неопределенным, неоднозначным. В таком случае он немедленно реагировал: «Это я не понял, не понял…», что напоминало знаменитое «Не верю» Станиславского. Гаук берег чистоту схемы, не давал ее засорять случайными движениями, которые лишь путают оркестрантов.
Развитие музыканта шло столь стремительно, что вызывало у людей, уже тогда следивших за его становлением, некоторое чувство беспокойства. Слишком успешные судьбы, гладкие дороги в искусстве таят в себе элементы риска, они завораживают легкостью движения вперед, доступностью вершин и тем притупляют чувство ответственности. Скоро с этим столкнулся и Светланов. Впервые дирижируя своей симфонической поэмой «Даугава», он не совладал с оркестром, валторнисты неожиданно заиграли свои партии в два раза быстрей, часть музыкантов по инерции присоединилась к ним. Все стало распадаться на глазах. Пришлось ему остановить оркестр и начать эпизод снова. Урок серьезный и на всю жизнь: дирижеру нельзя выпускать вожжи из рук. Он должен постоянно контролировать исполнительский процесс во всех его деталях. Несмотря на исполнительский казус, «Даугава» была отмечена А. Хачатуряном как «свидетельство немалого мастерства и таланта её автора».
В 1954 году студент 4-го курса консерватории Е. Светланов стал ассистентом своего профессора А. В. Гаука, который в то время руководил Большим симфоническим оркестром Всесоюзного радио. Это было и счастье и везение — получить такой изумительный «инструмент» для защиты диплома. Программу выпускного экзамена Светланов составил сам, хотел показаться в разных стилях: Вторая симфония Рахманинова, Виолончельный концерт Мясковского, Вторая сюита «Дафнис и Хлоя» Равеля. Несколько позже, чтобы получить одновременно диплом и оперного дирижера, он показал свою первую работу в Большом театре Союза ССР — «Псковитянку» Римского-Корсакова, но для этого Светланову пришлось по совету двух Александров Васильевичей — Гаука и Свешникова — по конкурсу поступить стажером в Большой театр. Здесь же за десять лет он прошел путь до главного дирижера. В этой роли осенью 1964 года Светланов участвовал в первых гастролях оперной труппы Большого театра Союза ССР в Италии. В знаменитом театре «Ла Скала» Евгений Фёдорович с огромным успехом дирижировал «Борисом Годуновым», «Князем Игорем» и «Садко». Память об этих спектаклях до сих пор жива у итальянских любителей оперного искусства. Кроме того, он провел две симфонические программы. В одной из них впервые в Италии прозвучали «Три русские песни» Рахманинова. Восторженно встреченное публикой, это сочинение было сыграно целиком на «бис». Светланов был не только первым советским, но и первым русским маэстро, который встал за пульт самого знаменитого оперного театра на Западе, стены которого были свидетелями триумфов Артуро Тосканини, Бруно Вальтера, Герберта Караяна… Советский дирижер прекрасно выдержал и это испытание, поднялся еще на одну ступень. Творческое восхождение Светланова поражает не столько даже своей стремительностью, сколько крутизной и последовательностью. И в театре он остается верным мечтаниям своей молодости. В ГАБТе под его музыкальным руководством мир увидели постановки опер «Борис Годунов» Мусоргского, «Царская невеста», «Садко», «Снегурочка» и «Псковитянка» Римского — Корсакова, «Князь Игорь» Бородина, «Русалка» Даргомыжского, «Чародейка» Чайковского; балеты «Лебединое озеро» Чайковского, «Раймонда» Глазунова, «Паганини» на музыку Рахманинова. В этот же ряд следует внести записанную им фонограмму для фильмов-опер «Хованщина» Мусоргского и «Пиковая дама» Чайковского, а также концертное исполнение «Млады» Римского-Корсакова. Названный список дает нам возможность легко определить для себя сферу глобальных творческих интересов дирижера. Несмотря на то, что в это же время он был инициатором постановки оперы Р. Щедрина «Не только любовь», оперы «Октябрь» В. Мурадели, балетов А. Баланчивадзе «Страницы жизни» и К. Караева «Тропою грома», совершенно ясно, что главное место в своих репертуарных планах было отдано им русской оперной классике. Ее эстетика была в высшей степени близка дарованию Светланова, которое всегда вдохновлялось масштабностью замыслов, размахом воплощения, эмоциональной открытостью, глубокой связью с историей страны. Казалось, все это даёт ему ГАБТ. И вдруг резкий поворот событий — в 1965 году Е. Светланов становится художественным руководителем и главным дирижером Государственного симфонического оркестра Союза ССР.
Переход для многих неожиданный. «Ход гроссмейстера»— так комментировали это событие в близких к искусству кругах, хотя Светланов работу в музыкальном театре всегда стремился перемежать с выступлениями на концертной эстраде. И все же, зная о его давней привязанности к опере, трудно было представить себе возможность такого решительного шага.
К тому времени авторитет Светланова в театре, обеспеченный успехом спектаклей, шедших под его управлением, был непререкаем. За пультом симфонического оркестра право на такое положение следовало еще заслужить. Его, к счастью для искусства, не даруют вместе с приказом о назначении на новую должность. Признание зависит от многих обстоятельств, но главным образом от артистов оркестра и от публики, которой вообще принадлежит последнее и решающее слово.
Симфонический оркестр — коллектив исключительно своеобразный (причем, каждый на свой манер), и его взаимоотношения с маэстро отнюдь не носят идиллический характер. Они и не могут быть такими, какими видятся нам порой из концертного зала. Это один из миражей искусства, скрывающих жесткие правила коллективного музицирования: они требуют активного участия каждого артиста в творческом процессе. Даже в паузах. Не случайно слаженно работающее производство порой сравнивают с легко играющим оркестром. Но какой ценой достается эта легкость и точность, каких усилий требует она от дирижера и музыкантов — знают лишь они сами. И о том, как возникают, преодолеваются разногласия между оркестром и художественным руководителем, известно немало историй. Музыканты порой сгоряча называют дирижера «наездником». И оркестр, «норовистый конь», знает немало способов как сбросить несимпатичного ему «седока». И, наоборот, слаженно, вдохновенно играющий оркестр, его единство с дирижером, воспринимающим оркестр как свое продолжение, в моем представлении рождает образ мифологического кентавра, образ, воссозданный художниками античности и многократно повторяемый на протяжении многих веков вплоть до графических листов Пикассо. Но такая общность возникает не сразу. Выдающиеся симфонические оркестры, к числу которых принадлежал и Государственный академический симфонический оркестр Союза ССР, создаются за долгие годы. Как редчайшие коллекции художественных ценностей. Процесс созидания оркестра не прекращается никогда — от репетиции к репетиции, от программы к программе идёт накопление нового качества. Словом, не вдруг возник симфонический коллектив, о котором потом стали говорить и писать — «оркестр Светланова». Так людская молва воздала должное тому, кто тянул весь воз оркестровых дел, составлял программы, готовит главные премьеры сезона, участвует в общественной жизни оркестра, ездит с ним в дальние поездки, помогает разбираться в конфликтных ситуациях между артистами. Публичное выступление — «верхушка айсберга», основную массу времени занимает деловая работа, часто состоящая из весьма прозаичных вещей: уточнения текста, штрихов, разъяснений, проверки отдельных голосов, определения динамической перспективы, благодаря которой возникает эффект стереофоничности, объемности звучания, то есть будничная репетиционная работа без громких фраз о предназначении искусства. Разговором не заменить творческих импульсов, проявляющихся во взгляде, жесте дирижера. Они не только ярче, действеннее, но и убедительнее, так как содержат для посвященных (и прежде всего для оркестрантов) столько информации, что для ее изложения потребовалась бы небольшая лекция. Так сама природа музыки восстает против дирижерского многословия. Зато скупое, но точное, к месту сказанное слово Светланова тотчас как бы подхватывалось оркестром, оборачивалось тончайшими музыкальными деталями. Их можно понять лишь… опытом сердца. Ибо великие мысли не только рождаются в сердце, как заметил один философ, но и находят в нем отклик. И пусть каждый оркестрант знает свою партию в совершенстве — огромный талант и знание целого делают дирижера «первым среди равных» и дают Светланову естественное право руководить коллективом.
Во время концерта на пульте перед Светлановым лежит раскрытая партитура. Впрочем, скорее всего это дань старинной традиции, чем необходимость. Не случайно один из зарубежных рецензентов отметил, что «Светланов знает на память и место, где нужно перевернуть нотный лист»…
Вдохнуть жизнь в партитуру,— говорил Е. Светланов,— это не просто сыграть её с той или иной степенью технического мастерства. Ибо техническая законченность исполнения не что иное, как дань уважения исполнителя к композитору и слушателю, что само собой разумеется, вовсе не должно вызывать особого восхищения. Но нет благороднее цели, чем воскрешение высокого строя мыслей и чувств, которые великие художники поверяли своей музыке и, что, увы, осталось не только в нотах, но и между ними. Старые рукописи хранят эти исповеди втуне, пока оркестр не свершит чуда, сыграв их. И тогда прошлое — очень далекое и недавнее— станет настоящим, живым, странным образом связанным с нами даже спустя века.
В основном все намерения композитора постигаются наедине с партитурой, и эта работа продолжается до тех пор, когда вы честно сможете сказать себе: во мне уже живет подспудно эта музыка, я знаю это произведение и в общей форме и во всех частностях, у меня сложился весь план и теперь его осталось лишь исполнить — только в этом случае можно смело становиться за дирижерский пульт, но не раньше…
В этих идеальных условиях, когда оркестр и дирижер готовы к репетиции, цель последней — установление связей между всеми музыкантами. Величие искусства дирижера и общность задачи объединяют их в коллектив, готовый к ежедневной борьбе с индивидуализмом каждого во имя индивидуальности целого. Со временем на публике вмешательство Светланова в музицирование внешне стало более сдержанным, экономным. Хотя он мог бы позволить себе картинность поз, изысканность пластики рук, — но все это ему ни к чему: он давным-давно разочаровался в дирижировании как самостоятельном «аттракционе», рассчитанном на внешнее впечатление. Не в этой ли кажущейся сдержанности истоки заблуждения зарубежных рецензентов, считающих будто он предоставляет артистам своего оркестра большую свободу в сольных эпизодах.
Правда, порой лирические высказывания отдельных инструментов производят впечатление экспромтов. На самом же деле Светланов побуждал солиста только одному ему известными средствами к таким творческим всплескам, которые воспринимаются нами как самостоятельный вклад оркестранта, однако… строго вписанным в дирижерскую концепцию произведения в целом (вспоминается мысль о том, что самые лучшие экспромты готовятся заранее).
С этой высокой готовности начинается восхождение к творчеству, что по отношению к музыке являет собой акт её воскрешения. Внезапно появляется пульс, дыхание — явные признаки жизни сочинения. На итальянском и на многих других языках существует огромное число условных обозначений. Все они относительны, в их рамках возможны значительные отклонения и потому их надо скорее всего воспринимать как намек: «Дескать, умный всегда поймёт»…
Даже скрупулезно-точное соблюдение авторских указаний метронома не гарантирует успеха, а скорее всего приводит к краху: ибо нет ничего более противоестественного, чем следовать, уподобясь музыкальному ящику, одному и тому же темпу на протяжении целой пьесы или большого её эпизода.
Чувство подлинного, живого ощущения времени, «пульса» его — одно из обязательных слагаемых большого музыкального дарования. Не случайно это качество встречается у музыкантов еще реже, чем абсолютный слух. Ибо главная трудность здесь состоит в том, что нет одного правильного темпа — навсегда, на все времена года, на все дни и часы. Есть темп, верный на сие мгновение. И знанием его Светланов владеет сполна. Вспомним его исполнение музыки Чайковского. Е. Светланов много раз исполнял все его симфонии у нас в стране и за рубежом. Своей неожиданной, нестандартной интерпретацией музыки великого русского композитора он удивил не только публику, но и видавших виды музыкантов своего оркестра. И не нужно отправляться со скоростью света к далеким звездам, чтобы убедиться в непостижимой возможности «космической минуты» вмещать десятилетия земной жизни. Музыка способна даровать человеку это чувство и на нашей планете. Для этого необходимо одно — найти верный темп. В минуты вдохновения строгий жест Светланова — не заготовленный заранее, а рождённый здесь, в концерте, — сам становится зримой музыкой, вселяющейся в нас навечно. Трудно представить себе, что в руках может быть скрыта такая поэтичная нежность и такая мощная взрывчатая сила. Тот, кто слышал скрябинскую «Поэму экстаза» в исполнении Евгения Светланова, знает, что в оркестре, который на подступах к финалу, кажется, отдал уже все силы, дирижер находит какие-то неведомые источники энергии, и тогда у духовиков открывается второе дыхание, а скрипачи победоносно поднимают вверх свои инструменты, как бойцы — оружие для стрельбы по высоко летящим целям. Так с первых тактов сочинения Светланов лепит в нас особое состояние души, называемое восприимчивостью. Как же надо владеть формой и временем, в котором она раскрывается, чтобы удержать в руках, управлять этой испепеляющей всё «плазмой» звука труб, волнами «звукового потока». Поразительно, как ему удаётся сохранить точность всех пропорций, когда в музыке бушует стихия и обнажаются бездны космоса.
Выступления Светланова с Госоркестром позволяли считать, что ему подвластны все стили и манеры, он продолжает ощущать себя вечным должником русской и советской классики. Эта музыка ближе всего его сердцу художника и гражданина, и потому, естественно, на этом магистральном направлении ярче всего раскрываются главные черты его дарования — преданность искусству, демократичность, страстность пропагандиста, готового поставить «на кон» личный успех ради того, чтобы вернуть отечественной классике сторицей всё, что она дала ему.
Без всякого преувеличения можно сказать, что именно эта великая культура сформировала Светланова и как глашатая её принципов, и как творца, последовательно осуществляющего их в своей ежедневной работе — в композиторской и исполнительской практике, в газетных и журнальных статьях.
Его душа была распахнута новому, и в этом случае преданность идеалам русской классической музыки, последовательная верность её художественным принципам не мешала ему воздавать должное сочинениям истинно новой классики — лучшим произведениям советского и современного зарубежного искусства. Однако это отнюдь не значит, что ему свойственна безбрежная широта вкусов, которая у иных художников зачастую оборачивается творческой беспринципностью. Ближе ему то сегодняшнее искусство, в ко-
тором явно или на глубине прослеживается связь с великими
традициями мастеров прошлого. Порой это давало повод некоторым западным рецензентам обвинить Светланова в консерватизме. Однако заблуждались критики. Ведь если перечислить всё сыгранное Светлановым — образуется многостраничный список… «Евгений Светланов — музыкант каждым мускулом своего
сердца и дирижер каждой каплей крови. Его индивидуальности свойственна героическая сила воли и страстный темперамент, которым произвольно и безоговорочно подчиняешься после первых же тактов… Как только он поднимает дирижерскую палочку, он заставляет забыть, что есть другие превосходные дирижёры», — писал австрийский критик.
Евгений Светланов артист, чья деятельность не поддается
строгой регламентации. Периоды бурной концертной работы, поездок перемежаются со временем, когда как бы идет
накапливание физических и духовных сил для того, чтобы затем вновь с истинно светлановским размахом щедро выплеснуться в выступлениях, записях. Взять хотя бы 1984-й год. Он прошел в какой-то степени под знаком работы над оперой «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» Н. Римского-Корсакова (так протянулась серебряная ниточка, начатая «Псковитянкой», продолженная «Садко» и «Царской невестой») . Светланов подготовил, провел премьеру в Большом театре и несколько спектаклей, ставших событием сезона. Потом выступал с оркестром в Москве и в Удмуртии. Затем последовала поездка по городам Западной Европы. Вернувшись, записал и отснял на Центральном телевидении все симфонии Чайковского и Вторую симфонию Рахманинова, предварив исполнение каждой из них вступительным словом. За записи симфоний Чайковского он был отмечен «Золотым диском», а в Париже удостоен награды «Гран при». На Всесоюзной фирме грамзаписи «Мелодия» продолжал работу над «Антологией русской музыки», которой маэстро занимается много лет. О размахе его вклада в это гигантское дело говорят такие факты: к январю 1986 года уже записана вся симфоническая музыка Глинки, Балакирева, Даргомыжского, Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова, Лядова, Ляпунова, Чайковского, Аренского, Рахманинова, Скрябина. Осталось «погасить» долг и записать симфонии Глазунова. Право, одно перечисление таких имен звучит хвалой самой жизни.
Записывает Светланов и свои сочинения. Его композиторское творчество столь обширно и многообразно, что давно заслуживает специального музыковедческого анализа. Поразительно, как при такой целеустремленной «разбросанности» дарования Евгению Федоровичу удалось столько достичь! Кантата «Родные поля», симфония, симфонические поэмы «Даугава», «Памяти Давида Ойстраха», «Праздничная», «Калина красная», Рапсодии, Прелюды, Фортепианный концерт, «Сибирская фантазия», «Русские вариации» для арфы и струнного оркестра, романсы, в том числе и на стихи А. С. Пушкина, произведения для фортепиано, скрипки, виолончели, кларнета, альта, струнный квартет, квинтет для духовых инструментов «Деревенские сутки», хоровая постлюдия «Воспоминание» памяти А. Юрлова…
В каком бы жанре ни работал мастер, его вдохновял эпический образ быта, душевная красота человека, противостоящего злу и утверждающего на земле добро.
О корнях сочинений Светланова очень верно сказал Родион Щедрин: «Он (Светланов) развивает одну из плодотворных ветвей отечественного симфонизма, и в этом плане его по праву можно назвать продолжателем традиций Николая Яковлевича Мясковского. Каждое его сочинение полно открытости чувства, непосредственности эмоционального высказывания, отмечено мелодической щедростью…». И всё таки, несмотря на то, что Светланов неоднократно заявлял о том, что он прежде всего композитор, а уже во вторую очередь дирижер, жизнь рассудила по-своему, причем при участии самого Светланова. Ведь суть не только в качестве вклада, внесенного им в эти две области музыкального творчества, но
и в масштабах деятельности Светланова-дирижёра, определивших в конечном счёте тот «диалектический момент» перехода количества в качество, когда сам по себе размах высочайшей по своему уровню интерпретаторской работы превратил ее в главнейшую — возможно, незаметным образом для Светланова и самым явным и доказательным образом для нас. То же можно сказать и о его пианистической деятельности.
Процесс пересмотра значимостей трёх музыкальных специальностей Светланова начался еще в годы его учебы в Московской консерватории. Он всё реже появляется в фортепианном классе Генриха Густавовича Нейгауза. Занятия в нём как бы отходят на второй план, уступая первенство композиции и дирижированию. Последняя профессия, как давно замечено, вообще обладает «волшебной» силой завораживать многих своей кажущейся легкостью. Можно назвать десятки имен отличных исполнителей, которые, встав за дирижерский пульт, напрасно принесли в жертву свои прекрасно начавшиеся карьеры пианистов, скрипачей, виолончелистов. Далеко не всем впоследствии удается доказать свое право руководить оркестром. Думается, что дирижирование принадлежит к числу специальностей, которые сами выбирают себе «подданных». Так, собственно, случилось и со Светлановым, в жизни которого оркестр постепенно оттеснил в тылы всё другое…МОСКВА, 04 мая — Президент РФ Владимир Путин выразил свои глубокие соболезнования Нине Александровне Светлановой в связи с кончиной ее мужа, выдающегося музыканта Евгения Светланова. В соболезновании президента отмечается: «Это невосполнимая потеря для всей нашей культуры. Ушел из жизни композитор, пианист, и поистине великий дирижер, тончайший знаток русской музыки. Евгений Федорович Светланов — это блистательная эпоха в отечественном музыкальном искусстве. Работа с ним требовала высочайшей самоотдачи, была особой честью и замечательной школой для каждого исполнителя».
Свидетельство о публикации №202081200038 //https://proza.ru/2002/08/12-38
Евгений Фёдорович Светланов
Yevgeny Svetlanov
Русский дирижёр, композитор и пианист. Народный артист СССР (1968). В 1951 окончил. Музыкально-педагогический институт им. Гнесиных по классу композиции у M. P. Гнесина, фортепиано — у М. А. Гурвич; в 1955 — Московскую консерваторию по классу композиции у Ю. А. Шапорина, дирижирования — у А. В. Гаука. Ещё студентом стал дирижёром-ассистентом Большого симфонического оркестра Всесоюзного радио и телевидения (1954). С 1955 дирижёр, в 1963-65 главный дирижёр Большого театра, где поставил: оперы — «Царская невеста», «Чародейка»; «Не только любовь» Щедрина (премьера, 1961), «Октябрь» Мурадели (премьера, 1964); балеты (премьеры) — «Тропою грома» Караева (1959), «Страницы жизни» Баланчивадзе (1960), «Ночной город» на музыку Б. Бартока (1962), «Паганини» на музыку С. В. Рахманинова (1963). С 1965 художественный руководитель и главный дирижёр Государственного симфонического оркестра СССР.
Разносторонний музыкант, Светланов в своей композиторской деятельности развивает традиции отечественной классики. Как симфонический и оперный дирижёр Светланов — последовательный пропагандист русской и советской музыки. Обширный репертуар Светланова включает также классическую и современную зарубежную музыку. Под управлением Светланова состоялись премьеры многих симфонических произведений советских композиторов, впервые в СССР прозвучали мистерия «Жанна д’Арк на костре» Онеггера, «Турангалила» Мессиана, «Свидетель из Варшавы» Шёнберга, 7-я симфония Малера, ряд сочинений И. Ф. Стравинского, Б. Бартока, А. Веберна, Э. Вила Лобоса и др.
Светланову-дирижёру свойственны сильная воля и высокий эмоциональный накал. Тщательно отшлифовывая детали, Светланов не упускает из виду целого. Обладает развитым чувством формы, что особенно сказывается в трактовке монументальных произведений. Характерная черта исполнительского стиля Светланова — стремление к максимальной певучести оркестра. Светланов систематически выступает в печати, по радио и телевидению по различным вопросам советской музыкальной жизни. Его статьи, очерки, рецензии переизданы в сборнике «Музыка сегодня» (М., 1976). С 1974 секретарь правления CK СССР. Ленинская премия (1972; за концертно-исполнительскую деятельность), «Гран при» (Франция; за запись всех симфоний П. И. Чайковского). Гастролировал за рубежом (выступал более чем в 20 странах).
Г. Я. Юдин
Сочинения:
кантата — Родные поля (1949); для оркестра — симфония (1956), Праздничная поэма (1951), симфонические поэмы Даугава (1952), Калина красная (памяти В. М. Шукшина, 1975), Сибирская фантазия на темы А. Оленичевой (1954), рапсодия Картины Испании (1955), Прелюды (1966), Романтическая баллада (1974); для инструментов с оркестром — концерт для фортепиано (1976), Поэма для скрипки (памяти Д. Ф. Ойстраха, 1974); камерно-инструментальные ансамбли, в т.ч. сонаты для скрипки и фортепиано, для виолончели и фортепиано, струнный квартет, квинтет для духовых инструментов, сонаты для фортепиано; свыше 50 романсов и песен; хор Памяти А. А. Юрлова и др.
Классическая музыка,
опера и балет
****************************************************************************************************
Евгению Светланову, Гению и Человеку — Поклон! Бесконечная признательность! Помню и очень люблю! Гордимся! Аминь
См. и слушаем: https://www.youtube.com/playlist?list=PL40OiiJw6-gfwU3I59y5wPUyGMo5rUkPI —
Дирижер Евгений Светланов — YouTube
Также: https://yandex.ru/video/preview/302113903914970271
https://yandex.ru/video/preview/13176328938307195342 —
П.Чайковский. Симфония № 6 си минор. Дирижер Е.Светланов. P.Tchaikovsky.
****************************************************************************************************
«Я бы хотел, чтобы это осталось»
Самым любимым местом Евгения Светланова на земле был Большой театр – на его сцену он впервые вышел в 3 года, в немой роли сына Чио-Чио-сан в опере Пуччини. А еще он очень любил дачу, рыбалку и советскую общепитовскую еду.
«Имя Евгения Светланова широко известно любителям музыки во всем мире», — именно эта или очень похожая фраза неизменно присутствовала в течение десятков лет а) на конвертах отечественных грампластинок, издававшихся миллионными тиражами; б) в программках филармонических концертов и оперных спектаклей; в) в разного рода справках, «объективках», заявках и прочей служебной документации на присвоение очередных артистических званий или организацию гастролей – список можно продолжать долго.
Что все это означало и означает на практике? В чем, собственно, состояла известность и в чем заключалось воздействие имени Светланова на публику, которая посещала или не посещала концерты и спектакли, приобретала или не приобретала пластинки, смотрела или не смотрела старый советский телевизор?
Должность, которая определенно и очень заметно «красит человека», Евгений Федорович получил в 1960-х годах, став сначала (но не очень надолго) главным дирижером Большого театра, а затем возглавив Госоркестр СССР.
Последнее кадровое решение явилось вовсе не «пряником» для энергичного и вполне сложившегося маэстро, а лишь попыткой исправить положение в коллективе, который к 1965 году, несмотря на громкое имя, важную вывеску и очень солидные казенные зарплаты, начал попросту хиреть и загибаться. Предыдущие два десятилетия главным дирижером Госоркестра работал весьма известный (правда, только в границах Союза) Константин Иванов: один из ярчайших образцов советского руководителя, умеющего и знающего все, кроме той работы, выполнением которой он руководит. Предшественник Светланова даже если и слышал, как постепенно расползается под его управлением оркестровый строй, ансамбль, баланс и все то, что вообще отличает профессиональный коллектив от самодеятельного (хотя вовсе не факт, что он сам это слышал), – то все равно абсолютно не знал, как с этим бороться, и только расплывчато призывал к дисциплине и бдительности. Записей того периода сохранилось немного, но они есть. И любая из них вполне объективно подтверждает зашедший довольно далеко развал.
Светланов взялся за дело спокойно, без эксцессов, не устраивал никаких чисток или истерик, но уже к концу 1960-х годов Госоркестр заиграл так, что его не стыдно было назвать лучшим оркестром страны: спорили с этим только убежденные сторонники Мравинского и возглавляемого им «заслуженного коллектива республики» в Ленинграде. Даже сейчас, когда ни Мравинского, ни Светланова уже нет в живых, этот спор не завершен и для кого-то весьма актуален – мы не будем в него вмешиваться. Однако такой вполне рутинный показатель, как количество и качество зарубежных гастролей, дает ясно понять, что Светланов официально считался лучшим, талантливейшим и надежнейшим дирижером, представлявшим отечественную музыку везде, где ее хотели слушать.
Еще будучи учеником Александра Гаука (и даже не решив для себя окончательно, станет он пианистом, композитором или дирижером в первую очередь), еще работая ассистентом у прославленного Николая Голованова, Светланов нашел ту «сверхценную идею», которая позволит и через сто, и через двести лет очень легко объяснить любому, кто даже не знает его имени, в чем главный смысл бренда «Evgeniy Svetlanov». Идея формулируется предельно просто: онтология русской симфонической музыки.
Можно сколько угодно разговаривать и рассуждать о величии и неповторимости русской композиторской школы, о ее традициях и обо всем прочем, но куда убедительнее просто предъявить полное собрание всех ее достижений в записанном виде, причем в одном исполнении и с учетом того, что это исполнение из первых рук — с оркестром, который съел целую дюжину собак именно на русской классике, не краснея за программы из Чайковского, Рахманинова, Скрябина, Римского-Корсакова или Балакириева во всех без исключения престижных залах мира. Конечно, государственные ресурсы — казенные средства, властные рычаги, пропаганда — существенно помогли в доведении этого проекта до блистательного завершения. Но результатом явились сто пять компакт-дисков (кто захочет, пусть сам пересчитает на минуты звучания грампластинки, деньги и рабочие смены в студиях звукозаписи). С полным собранием всей оркестровой музыки, написанной русскими авторами от Глинки до начала ХХ века.
Оставим в стороне восторги почвенников, удивительно последовательный и стойкий музыкальный консерватизм самого Светланова и выработанный примерно за 30 лет постоянной работы стиль игры Госоркестра, который действительно очень трудно с чем-либо спутать. Показательно другое: в 1992 году, когда крах империи стал очевидной реальностью, Светланов принял одно из тех приглашений, от которых он долгие годы отказывался: пост главного дирижера среднего по всем меркам «Резидентс-оркестра» Нидерландов в городе Гааге. Именно в тот момент музыканты Госоркестра стали называть свой коллектив оркестром «под дистанционным управлением Евгения Светланова»: кто-то из тогдашних бунтовщиков даже подсчитал, что деятельность маэстро в Гааге примерно в девять раз интенсивнее, чем в Москве, поскольку на 27 концертов с «Резидентс оркестром» пришлось всего три выступления с бывшим ГАСО СССР.
Дела развивались примерно в этом русле, пока в 2000-м году новая российская власть не начала в очередной раз наводить порядок в культурной отрасли. Именно тогда тихо и незаметно покинули свои посты так называемые «пожизненные» худруки известных учреждений культуры: со слезами на глазах, но без обид и упреков ушли Софья Николаевна Головкина из Московского Академического Хореографического училища, Валентин Николаевич Плучек из театра Сатиры, никуда не ушел Игорь Александрович Моисеев из танцевального ансамбля своего имени, и на очереди оказался переход в новое качество следующего героя Соцтруда – Светланова. Маэстро, хоть и очень охотно, интересно и подолгу разговаривал, бывало, с коллегами и поклонниками, весьма не любил посещать высокие кабинеты. На сей раз он тоже отказался принять приглашение министра культуры, сославшись на болезнь.
Министр – Михаил Швыдкой — вполне был готов подождать, но тут неожиданно выяснилось, что именно в день их несостоявшегося разговора Светланов дирижирует в Стокгольме «Колокола» Рахманинова. Итог известен – увольнение за прогулы с поста главного дирижера Госоркестра. Многие ликовали, хотя Швыдкой в их числе не был – он как раз прекрасно понимал, что за всем этим последует, и подписывал бумаги, как говорят сведущие люди, с болью в сердце. После этого Светланов, как ни в чем не бывало, продирижировал в Москве ораторию Листа «Христос» (правда, исполнителями были студенты Московской консерватории) и, не давая никаких комментариев, уехал работать за границу.
Последний его концерт в Москве состоялся в конце 2002 года, а в мае 2003-го, накануне отлета маэстро в Лондон, где был назначен большой пасхальный вечер под его управлением, Евгений Светланов умер.
Говорят, что Светланов никогда не знал даже сумм своих дирижерских гонораров – возможно, так оно и было. В понятие бренд невозможно включить то парадоксальное сочетание черт энтузиаста-бессребреника и порой весьма надменного русского барина, которое делало работу Евгения Светланова с любым оркестром мира не просто интересной, а незабываемой. Даже тогда, когда ни дирижер, ни приставленный к нему переводчик не говорили на репетициях практически ни слова. А вот руки Светланова – вальяжные, но предельно красноречивые — в понятие бренда включить следовало бы. А еще — несколько отличных сочинений Светланова, его фортепьянные записи (и то, и другое сейчас огромная музыкальная редкость) и сам Госоркестр – как его главное детище. Но это, к сожалению, невозможно, поскольку того оркестра уже нет, а под именем Светланова играет совершенно другой коллектив, который делает совершенно другие вещи. Так что остается лишь названный именем Светланова большой зал Московского международного Дома музыки с его сомнительной акустикой и записи, к которым Светланов всегда относился очень придирчиво, но не забывал добавлять: «Я бы хотел, чтобы это осталось».
Источник: https://polit.ru/article/2005/09/05/svetlanov/
****************************************************************************************************
Летучий голландец, WWV 63: Увертюра · Евгений Светланов · Государственный симфонический оркестр СССР Вагнер: Симфонические фрагменты из опер
****************************************************************************************************
Газета Завтра 250 (89 1998)
Завтра Газета
“Я ЗНАЮ ОБЛИК СВОЙ”… ( ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ Евгения СВЕТЛАНОВА )
Вот цитата из книги «Гордость советской музыки», изданной в 1987 году: «Евгений Светланов по праву считается одним из крупнейших мастеров мирового дирижерского искусства. …Продолжается и становится все более интенсивной и плодотворной его артистическая деятельность. С искусством Светланова познакомились любители музыки десятков городов нашей страны, многих культурных центров Европы и Америки. Пластинки с записями, сделанными под его руководством, издаются во всем мире огромными тиражами и получают единодушно восторженные оценки слушателей».
Не считая тяжеловесного стиля, противопоказанного в разговоре о музыке вообще и о Светланове в частности, здесь все верно. Верно и сейчас, спустя 11 лет. И сейчас, в эту минуту, сотни молодых музыкантов ломают пальцы на фортепианной клавиатуре, портят зрение над вязью партитур, оттачивают слух, в сотый раз записывая нотный диктант, ломают головы над премудростями полифонических задач — и все это с одной мыслью: нужно пройти через это, чтобы стать таким, как Светланов. Кодовое слово «Светланов» означает успех, громовые аплодисменты, власть над душами миллионов меломанов и филофонистов, престижнейшие залы и контракты. А также славу русского искусства, льстящую каждому патриоту.
Сам же символ всего этого блестящего перечня разочарован и несчастен. Помимо общих для каждого русского бед, его гнетет внутренний Люцифер (кстати, «Люцифер» можно перевести как «Светланов»). Во многом Светланов — Фауст наших дней. Отсюда постоянные совпадения его высказываний с текстом трагедии Гете. Светланов: «Я глубоко убежден, что для того, чтобы оркестр играл хорошо, он должен играть многое, разное. Дирижер не должен повторять даже самые большие свои удачи. Вперед и только вперед!». Или: «Я не могу позволить себе в условиях, когда я меняюсь (жизнь прожита!) и все вокруг меняется, возвращаться к уже сыгранному. У меня были другие цели — все время идти вперед, ибо остановка даже на одной из вершин — это есть уже шаг назад». Гете:
Мефистофель:
Он рвется в бой,
и любит брать преграды,
И видит цель, манящую вдали,
И требует у неба звезд в награду
И лучших наслаждений у земли,
И век ему с душой не будет сладу,
К чему бы поиски не привели.
А вот — чем не кредо Светланова?
Фауст:
Пусть мига больше я не протяну,
В тот самый час,
когда в успокоенье
Прислушаюсь я к лести
восхвалений
Или предамся лени или сну,
Или себя дурачить страсти дам, —
Пускай тогда
в разгаре наслаждений
Мне смерть придет!
…Ведь если в росте я остановлюсь,
Чьей жертвою я стану,
все равно мне.
Светланов: «Трудно назвать художника, который был бы равнодушен к природе. Тогда это просто не художник. И поэтому то, что нельзя доверить каждому, можно доверить природе. …Человек — неотъемлемая часть природы, а значит, мы вместе. Рождение, смерть — бесконечные циклы. …Сейчас бунтует природа. Люди довели ее до такого состояния, что она вышла из берегов, она бунтует. И люди поплатятся за это». Гете:
Фауст:
Природа, вновь я в стороне
Перед твоим священным лоном!
О, как мне руки протянуть
К тебе, как пасть к тебе на грудь,
Прильнуть к твоим ключам
бездонным!
Подобно Фаусту, утверждавшему: «Но две души живут во мне, и обе не в ладах друг с другом», Светланов содержит в себе Люцифера, который нашептывает ему: «К чему все дирижерские достижения, авторитет, гастрольные турне, если ты не выполнил своего главного предназначения — быть великим композитором! Ты всего лишь исполнитель, а не творец, ты озвучиваешь чужие восторги и страсти, не поведав никому о своих. Жизнь прожита зря. «Не нажил чести и добра и не вкусил, чем жизнь остра». Твои немногочисленные симфонии, концерты и рапсодии несовершенны и будут забыты вместе с тобой, а за 70 лет ты не нашел времени развить свой дар». И тогда Евгений Светланов говорит такие горькие слова: «Придя к 70 годам, я полностью разочарован и считаю, что прожил не ту жизнь, жизнь не того человека, и занимался совсем не тем, чем нужно. …Я прожил неправильную жизнь. Мне Бог дал талант композитора, и я его не развил, и считаю, что это большой грех. Но этого, увы, уже не исправишь».
Чем не Фауст, поднимающий чашу с ядом? «Какой я Бог! Я знаю облик свой. Я червь слепой, я пасынок природы, который пыль глотает пред собой и гибнет под стопою пешехода».
Представляю, какие бури бушуют в душе гениально одаренного музыканта, когда он дирижирует творениями Римского-Корсакова, Рахманинова, Свиридова, возвышая до предела их тексты своим сверхчеловеческим темпераментом и волевым посылом. Надо полагать, Люцифер кричит тогда: «Не в прахе ли проходит жизнь моя средь этих книжных полок, как в неволе?!». А каково читать вежливые отзывы о своей музыке, такие, как у Родиона Щедрина: «Он не только выдающийся дирижер, но и талантливый композитор, замечательный, тонкий пианист, страстный музыкальный публицист, наконец, — что известно менее широко — он еще и прекрасный певец». И ревнивый взгляд Люцифера подмечает: дирижер — выдающийся, пианист — замечательный и тонкий, публицист — страстный, певец — прекрасный, а композитор всего лишь талантливый… Не может не знать Светланов и того, что крупнейшие наши композиторы порой в кулуарных беседах весьма скептически оценивают его композиторское дарование — с горечью свидетельствую.
Что же, представим себе, что светлановский Люцифер, подобно своему родственнику Мефистофелю, воочию явился перед Фаустом-Светлановым и между ними произошел такой диалог:
— Я убежден, поладить мы сумеем и сообща тоску твою развеем.
— В любом наряде буду я по праву тоску существованья сознавать. Я проклинаю мир явлений, обманчивый, как слой румян. И наши сны, наполовину неисполнимые, кляну.
— Но справься с печалью, воспрянь, полубог! Построй на обвале свой новый чертог. Но не у пролома, а глубже, в груди, свой дом по-другому теперь возведи…
И дальше — все, как полагается: омолаживающее зелье и исполнение самых потаенных желаний. Итак, Светланов-Фауст становится великим композитором, подобно Прокофьеву, Шостаковичу, Свиридову.
Что бы дал такой фантастический поворот судьбы самому Светланову, нашему народу, музыке?
Да, у нас появился бы еще один творец. Но — один из многих, ибо Россия, оскудевшая почти что всем, никак не оскудеет гениями. Да только вот гении наши зажаты, как правило, в такой жизненный угол, что лично для них их искусство становится чуть ли не несчастьем. Композиторы наши — нищие люди. Не действует система охраны авторских прав. Оркестры и хоры, аренда залов — все это сейчас недоступно даже для лучших из лучших. А русскому композитору лучше вообще не жить в нынешней России — почти вся издательская, звукозаписывающая, телевизионная, финансовая музыкальная инфраструктура находится в руках людей, не переносящих, подобно сказочной Бабе Яге, русского духа. Евгению Федоровичу, не защищенному статусом руководителя Государственного академического симфонического оркестра, не нашлось бы места там, где правят бал Мстиславы Леопольдовичи. У них совсем другие кумиры, другие «спецраспределители».
В своем же нынешнем качестве великого дирижера Вы, Евгений Федорович, сделали для России великое дело. Вы эталонно исполнили и записали всю русскую классику, сохранив ее для нас не в виде мертвых, молчащих рукописей, а как живую звучащую душу нашего народа. Вы наполняете наши сердца патриотической гордостью и тогда, когда исполняете, например, их Малера куда лучше, чем их дирижеры. Вы, продолжая популяризаторское дело Дягилева, стали знамениты на Западе, и только благодаря вам и Владимиру Федосееву мир знает о существовании современной русской композиторской школы.
Евгений Федорович Светланов, Вы необходимы России именно таким, какой Вы есть. Должно быть, невероятно трудно нести Вашу ношу. Но Ваш художественный и человеческий подвиг — не только Ваше личное дело.
А эти строки Гете написал как будто о Вас:
Мне, доктор, поручил народ
Вам благодарность принести.
Вы оказали нам почет,
Не погнушавшись к нам прийти.
Ученость ваша у крестьян
Прославлена и всем видна.
Вот полный доверху стакан,
И сколько капель в нем вина,
Пусть столько же счастливых дней
Вам Бог прибавит к жизни всей.
Ну его, Люцифера. Да здравствует Светланов!
Иван ВИШНЕВСКИЙ
Есть группа: Евгений Светланов — ВКонтакте
vk.com›esvetlanov
Также см.: https://www.classicalmusicnews.ru/articles/eugene-svetlanov-memory/ — Евгений Светланов. “Аналогичной равновеликой фигуры нет”
*
https://mdk-arbat.ru/interview/detail/206 — «Евгений Светланов — самый национальный дирижер нашего времени». Василий Лановой
*
https://www.trud.ru/article/24-05-2007/116282_on_byl_dlja_menja_kak_rebenok.html — «ОН БЫЛ ДЛЯ МЕНЯ КАК РЕБЕНОК»
*
https://kmpztr.ru/books/evgeniy-svetlanov-perelistyvaya-stranitsy-zhizni/ —
Евгений Светланов. Перелистывая страницы жизни
Воспоминания и размышления гнесинца
М.: Издательство «Композитор», 2014.
ISBN: 978-5-4254-0069-7
Редакторский постскриптум.
…почему я это делаю, в ущерб личному/эзотерическому времени? — потому, что мимо Явления Культуры пройти НЕ могу… а не потому, что я без ЖЕЗ жить не могу….))) отнюдь! )))
http://jezmmm.ru/litart/shlemovana/2022/09/06/pamyati-evgeniya-fedorovicha-svetlanova-posvyashhaetsya-izbrannoe-poklon/#comment-23562
Потому и нужен ЖЕЗ КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ редактор, плавающий в мировой культуре, как рыба в воде…
и желательно помоложе, чтобы смог осветить культурные процессы в современной культуре. Рок-группы…которых я не знаю, например, или авангардную живопись/АRT… или ультрасовременную поэзию…
В общем, свежие силы/соки нужны! Ждем пополнения в Редакции ЖЕЗ!
_______________
…о Деле надо думать прежде всего, а не о личных амбициях…да.
И еще, большинство Персоналий в ЖЕЗ — это кандидаты на Венеру. 🙂
НАШ
На этот час в ЖЕЗ: 1 085 публикаций, 5 008 комментариев.
Идем дальше! Аум
… что будет завтра, я не знаю…может быть и Интернета не будет…,
а сегодня: СЛАВА БОГУ ЗА ВСЁ! АМИНЬ. ОМ
НАШ
… https://proza.ru/2018/07/29/642 ))
https://www.youtube.com/watch?v=hLPcH8hYA5c
#красивая_музыка_для_души_отдыха #beautiful_music #прекрасный_саксофон
Эта Ангельская Музыка Лечит Сердце и Душу*Очень красивая музыка
Слава Богу, Светланов не дожил до этих дней…
❗️Сегодня глава СК РФ Александр Бастрыкин открыл 102-й сезон Вахтанговского театра.
Он первым взял слово и сообщил о награждении директора театра Кирилла Крока ведомственной медалью «350 лет Петру Великому», а коллектива театра – почетной грамотой.
Бастрыкин рассказал актерам, что главное – это преданность Вождю.(формально имея в виду худрука) и призвал их не становиться «пятой или шестой колонной».
Отметим, что прежний худрук театра Римас Туминас был уволен после разговора с провластными пранкерами Вованом и Лексусом, представившимися министром культуры Украины и его сотрудником. В беседе Туминас поддержал Украину и выразил готовность поставить пьесу о Бандере. Позднее режиссер утверждал, что знал о пранке, но не смог повернуть разговор в нужную сторону.
На открытии сезона Кирилл Крок поблагодарил актеров за то, что они не уехали и не занимаются «дешевым политиканством» (по контексту речи – не выступают против войны).
Формальной причиной визита Бастрыкина в театр стало открытие памятника Василию Лановому, Владимиру Этушу и Юрию Яковлеву: покойный Лановой входил в Общественный совет СК и всячески поддерживал политику Путина.
Аудио: SOTA
Ешкин Крот, 6.09.22
«НОВАЯ ГАЗЕТА»
Здравствуйте! Вам «Конверт» № 9 .
Это письмо — внеочередное, потому что читатели настойчиво спрашивают нас: а что теперь будет — после судов, которые приняли решения аннулировать свидетельства о регистрации у бумажной версии «Новой газеты» и журнала «Новая рассказ—газета».
Для начала — как это было.
■ Татьяна Брицкая «Газета прав не имеет»
■ Андрей Карев «А Бенкендорф-то был умнее»
Не будем анализировать аргументы цензоров, поскольку они смехотворны и не имеют под собой никакого законного основания. Очевидно, что была поставлена задача — прицепиться хоть к чему-нибудь и придать ритуально-судебный характер попытке уничтожения «Новой газете». Получилось криво. Прогиб засчитан, попытка — нет. «Ну и на здоровье», — как сказал Дмитрий Муратов после вынесения решения.
Как это повлияет на «Новую газету»? Никак.
Прежде всего, все что произошло — исключительно бюрократический спор вокруг бумажек и сроков. Никакого иного наполнения в нем формально нет. Потому «Новая газета» как работала в легальном поле, так и продолжит — используя все свои возможности.
Их достаточно. И наши тексты — по-прежнему будут попадать к читателям.
Журнал «Новая рассказ-газета» — продолжает выходить: в типографию ушел его №4. И он будет выходить до тех пор, пока решение Басманного суда не вступит в силу. Это случится только после апелляции — то есть не скоро. А потом? А потом — выйдет другой журнал)))
«Новая газета» — выпуск был приостановлен, поскольку общественно-политическому изданию невозможно полноценно работать в условиях военной цензуры. Но мы работаем над тем, чтобы восстановить его выпуск. До апелляции так же далеко. Моськи занимаются своим делом, а караван идет и останавливаться не собирается.
Novayagazeta.ru — его работа тоже была приостановлена после того, как мы получили второе предупреждение от РКН. Решили восстановить — что и делаем пока в резко усеченном варианте. 15 сентября Верховный суд будет рассматривать вопрос о ликвидации сайта как СМИ. Ну, СМИ не будет, а сайт останется.
Сайт «Свободное пространство» (novaya.media) — работает и ждет вас, уважаемые читатели. На нем появились новые рубрики-подписки.
Youtube-канал — в Вашем распоряжении. Недавно вот запустили. Уже можно посмотреть, например, интервью с «иноагентом» Леонидом Гозманом, который попал в заточение на 15 суток.
В подкасте Зои Световой и Веры Челищевой «Совещательная комната» — разговор с адвокатом Вадимом Прохоровым, подзащитным которого — Илье Яшину и Владимиру Кара-Мурзе (оба тоже объявлены властями «иноагентами») — на этой неделе должны продлить срок ареста. И — разговор с адвокатом Иваном Павловым (и он «иноагент»), который до того, как был вынужден покинуть Россию, представлял интересы Ивана Сафронова, получившего на днях людоедский срок.
Ну а возможности вступить с нашими читателями в переписку вообще никто отнять не в силах.
До новых встреч!
Ваша «Новая»
!!!! https://www.youtube.com/watch?v=Dvf3vuMqkFY
#казиник #михаилказиник #антидепрессанты
Что слушать, когда плохо на душе. Михаил Казиник
Ноктюрны Шопена в исполнении Евгения Светланова: https://youtu.be/WAk7YjwvC34
Поклон.