История жизни Эрика Артура Блэра (настоящее имя Оруэлла) и его творческий путь — это само по себе антиутопия. Автор девяти полноценных книг и бесчисленного множества эссе, очерков и рассказов, он получил признание и широкую известность уже в последние годы своей жизни, да и то лишь за два произведения. Большую же часть своих 46 лет он прожил в бедности, несчастье и необходимости постоянно соотносить собственные взгляды и убеждения с требованиями общества.

Рассказываем, как бывший полицейский чиновник — выпускник элитной английской школы, — стал самым известным автором жанра, и о том, какое литературное и интеллектуальное наследие он оставил миру.

Будущий писатель родился в 1903 году, в Индии, в семье британского колониального чиновника. А значит, жизненный путь его был заранее предопределён. Он был белым, он принадлежал к правящему классу по праву рождения. В колониальной стране это автоматически означало, что ему просто таки предначертано стать чиновником самому. Большую часть детства и юности он провёл в Англии, где получил очень приличное образование в престижном Итонском колледже. А в 1922 году — вернулся в британскую колонию Бирму и стал сотрудником колониальной полиции.

Вполне обычный путь для добропорядочного английского буржуа. Однако Оруэлл уже тогда чувствовал в этой предопределённости что-то неправильное. Это чувство подкреплялось ненавистью, которую местное население испытывало по отношению к европейским захватчикам (Бирма была насильно присоединена Британской Империей в 1885 году).

Воспоминания об этом периоде жизни лягут в основу его первых рассказов: «Казнь через повешение» и «Как я стрелял в слона». Это совсем короткие истории, однако уже они наполнены размышлениями о природе власти, насилия и смерти.

Несколько лет Оруэлл проработал на службе, которую искренне ненавидел, о чём позднее писал в нескольких автобиографических очерках. Так что в 1928 году, накопив некий первоначальный капитал, он вернулся в Лондон, шокировав этим поступком всех родных.

На службе он получал 33 фунта в месяц (около 150 тысяч современных рублей). Отказ от такого «хорошего места» очень плохо повлиял на его отношения с семьёй и, особенно — с отцом. Желание сына зарабатывать деньги интеллектуальным трудом казалось им чудачеством и блажью.

Оруэлл недолго задержался дома. Какое-то время он пытался снимать отдельное жильё в Лондоне, знакомясь со здешней окололитературной богемой. Но вскоре переехал в Париж, где гораздо дешевле жить — там его статьи и заметки действительно начали печатать в различных журналах и газетах.

Однако этого оказывается мало. Довольно скоро его сбережения подошли к концу, и он был вынужден работать посудомойкой (plongeur) за 500 франков в месяц (около 35 тысяч современных рублей) плюс кормёжку. Почти половину из этой суммы он отдавал за съёмную комнату.

Примерно в это же время у него случился «литературный выкидыш». В течение нескольких лет он писал роман, основанный на его собственном опыте жизни в Бирме. Книга должна была показать всю социальную несправедливость и порочность имперской системы господства европейцев в колониях. Однако ни одно из издательств, куда Оруэлл обратился, не захотело печатать такую книгу.

Работая по 12-14 часов в сутки, живя на грани бедности и пребывая в постоянном стрессе, автор не нашел ничего лучше, кроме как сжечь своё нерождённое творение.

По-видимому, на какое-то время Оруэлл оставил свои мечты стать писателем. Он вернулся в Англию, помирился с родителями и несколько лет жил вместе с ними, переезжая из одного провинциального городка в другой — по мере того, как скудели скромные финансы семьи.

Семья и знакомые помогали ему устроиться: то школьным учителем, то продавцом в книжном магазине. Так постепенно он восстановил расшатанные нервы, чтобы вновь начать писать. Парижский опыт его жизни вскоре превратился в «Дневник мойщика посуды» — полухудожественное автобиографическое описание его жизни в Париже, где он в компании русского эмигранта сначала соглашается писать статьи для большевиков, а потом устраивается работать в ресторан. Сегодня это назвали бы гонзо-журналистикой.

Оруэлл всё-таки не зря вращался в кругах творческой молодежи Лондона. Одна из его знакомых — Мейбл Фирц, — вышла на лондонского издателя Виктора Голланца, который был известен своей симпатией к социализму. Описания парижского дна и жизни бедноты ему понравились. Однако повесть получалась слишком короткой, и тогда Оруэлл решился на отчаянный шаг.

В течение многих недель он одевался в обноски и вливался в жизнь лондонских бедняков — спал в ночлежках или прямо на улице, ел один хлеб, курил найденные в урнах бычки, специально нанимался на самую низкооплачиваемую работу. Получившийся рассказ с первоначальным названием «Ночлежка» стал второй частью его будущей книги. Добавив в текст больше подробностей, он отослал текст издателю, не забыв добавить в него свои соображения о судьбе низших классов двух европейских столиц.

Голланц дал добро, и в 1933 году книга вышла под названием «Фунты лиха в Париже и Лондоне». Не желая стеснять своих родителей, для которых подобные увлечения сына были шоком, Эрик Блэр выбрал для издания псевдоним, с этого дня и навсегда войдя в литературу под именем Джордж Оруэлл.

Итак, мечта сбылась. Оруэлл стал настоящим писателем. Однако за первый год продаж разошлось всего четыре тысячи экземпляров книги. Это означало, что зарабатывать одной только литературой, как мечталось, Оруэлл всё-таки не сможет.

Так что писателю пришлось вернуться к своей обычной работе. Но почти всё свободное время он писал новый роман. Эта вторая его книга — «Дни в Бирме», описывает опыт колониального чиновника. В ней есть и снобизм англичан, и ненависть местного населения к белым, и взаимная агрессия, и много другой социальной сатиры. А кроме того там есть безмерное одиночество главного героя Флори, в которого Оруэлл вложил свои собственные страхи и непонимание, для чего цивилизованным культурным европейцам необходимо железом и кровью удерживать контроль над чужой страной, где их все ненавидят.

Ни один английский издатель печатать антиколониальный роман не захотел. Большинство — по причине его «непатриотичности». А кто-то, как Голланц, опасался, что Оруэлл описывал собственный опыт, а значит, прототипы героев книги могли быть конкретными людьми, которые подали бы потом в суд.

Тогда через своего литературного агента писатель договорился о печати «Дней в Бирме» в США, где они вышли в октябре 1934 года в издательстве Harper and Brothers тиражом всего в три тысячи экземпляров. Это знакомство с цензурой со стороны вполне культурных и интеллектуальных людей, которые отказали ему по идеологическим соображениям или из страха, он позднее опишет и разовьет во многих своих эссе.

В конце 1934 года Оруэлл вновь переехал из провинции в Лондон. Теперь у него есть связи, и найти какую-то работу и жилье не представляется проблемой. 11 марта 1935-го вышла третья его книга — «Дочь священника» — единственная, где главной героиней является женщина.

Дороти Хэар — дочка деревенского пастора, — милая, добродушная и очень набожная девушка. Однако, пережив приступ амнезии, она вынуждена скитаться по стране с группой бродяг и нищих, отчего её внутренний мир полностью меняется. По счастливой случайности она возвращается в отчий дом. Однако ни веры в Бога, ни человеколюбия в её сердце почти не осталось.

В этом романе Оруэлл провёл мысленный эксперимент: насколько наше мышление зависит от обстоятельств, в которых мы живём. И выводы он делает самые пессимистичные.

«Да здравствует Фикус», последнее его крупное художественное произведение довоенного периода, вышло в апреле 1936 года. И опять книга получилась автобиографичной. Герой, Гордон Комсток, отпрыск обедневшей аристократической семьи, получил хорошее образование и хочет быть поэтом. Однако жизнь бедняка не очень-то располагает к такой мечте.

Роман получился этаким ответом Оруэлла на вопрос о том, что было, если бы ему так и не удалось издать свою первую книгу три года назад, и какую жизнь ему пришлось бы в таком случае вести. Но этот период для него теперь навсегда останется в прошлом. Имея за плечами четыре книги, наработанные связи и несколько лет непрерывной тяжёлой работы, он вплотную приблизился к тому, чтобы стать профессиональным интеллектуалом.

С середины тридцатых Оруэлл активно публиковался в газетах и журналах — The Adelphi, The New English Weekly и других. Окончив Итон и будучи прирожденным букинистом, он отлично разбирался в литературе и скоро стал влиятельным критиком. Однако также его интересовала и политика.

В 1936 году, по заданию Голланца, он отправился в промышленный центр северной Англии, Манчестер, где написал большой документальный очерк о жизни рабочих — «Дорога к Уиганскому пирсу». Эта книга до 2018 года в России не издавалась. А, между тем, там красочно описана жизнь людей, которые позже станут прообразом пролов в «1984» — скотские условия жизни, скотские условия работы, мизерная плата за труд. В то время, как правящие классы получают за счёт этого труда огромные барыши.

Оруэлл, который имел и собственный опыт бедности, всё больше политизировался и сближался с социалистами. Однако ему не нравился социализм, который предлагали в Советском Союзе.

В 30-х годах в среде западных интеллектуалов было модно любить СССР. Режим, который провозглашал своей целью осуществление марксистской утопии, у многих вызывал самые восторженные чувства. Особенно на фоне Великой депрессии и кризиса западной политики и экономики. Немногие ещё знали про чистки, лагеря, а также способы, которыми осуществлялась коллективизация и индустриализация. Немногие понимали, что диктатура пролетариата постепенно превращается в диктатуру одного человека.

Оруэлл, однако, был знаком с несколькими людьми, которые лично бывали в СССР и отнюдь не разделяли общей эйфории. Больше советского коммунизма их пугал, пожалуй, только немецкий нацизм.

В 1936 году вспыхнула гражданская война в Испании. Гитлер и Муссолини, не стесняясь в методах, поддерживали генерала Франко, чья идеология очень близка к их собственной. На стороне республики же неожиданно оказался только Советский Союз.

Сложность здесь заключалась в том, что изначально фашистам противостояла широкая коалиция Народного фронта, в которой кроме коммунистов были социал-демократы, левые либералы, анархисты и прочие левые партии и организации всех форм и расцветок. В качестве добровольца одной из таких организаций — Рабочей партии марсксистского единства (исп. Partido Obrero de Unificación Marxista (POUM), в декабре 1936 года Оруэлл прибыл в Испанию.

За последние три года, будучи журналистом, он вёл активную политическую полемику и нажил себе немало врагов. Консерваторов он не любил, потому что они оправдывали империализм и фашизм. А большинство левых превозносили сталинский СССР. И те, и другие отвечали ему взаимной неприязнью. Однако мало кто и из них отправился защищать свои взгляды на войну. А Оруэлл отправился.

Поначалу он был в восторге от того, что увидел в стане республиканцев. В письме своему школьному другу Сириллу Конноли он пишет: «впервые по-настоящему поверил в социализм». В добровольческих отрядах собрались сотни волонтёров из десятков стран. Она наравне делили тяготы армейской службы, вели общий скромный быт и одинаково верили, что общество не должно угнетать отдельного человека. Ради этой веры они и сражались.

Однако POUM были анархистами. И официальное республиканское правительство видело в нём угрозу. Руководителей партии начали постепенно отжимать от руководящих постов, а военные отряды тем или иным способом старались ослабить. Одновременно закрутилось и колесо пропаганды, которая стала обвинять анархистов во всяческих грехах, и в первую очередь — в тайной работе на Франко.

В мае 1937 года в Барселоне произошли настоящие стычки между правительственными войсками и отрядами POUM. Оруэлл в этот момент находился в увольнении и потому участия в столкновениях не принимал. Во второй половине месяца он вернулся на арагонский фронт и там во время боёв получил тяжёлое ранение в горло.

Несколько недель он провёл в госпиталях. Помимо прочего, от жизни в окопах обострились его хронические болячки в лёгких. Очевидно, что дальше в войне принимать участия он не мог, однако даже уехать из страны для него стало проблемой.

Нескольких друзей Оруэлла арестовали по подозрению в шпионаже. В его отсутствие в гостиничном номере провели обыск — изъяли все документы, рукописи и письма читателей. Несколько дней он скрывался от полиции в трущобах Барселоны, пока британское консульство срочно готовило новый паспорт, по которому он мог бы покинуть страну — вот где пригождается прежний опыт бродяжничества.

Наконец, он и ещё четверо англичан покинули Испанию. И вовремя! 13 июля в Барселоне коммунисты провели трибунал, на котором среди десятков прочих добровольцев POUM Эрик Блэр заочно обвинялся в шпионаже и измене родине.

Увиденное и пережитое повергло его в шок. Оруэлл был готов сражаться и убивать фашистов на фронте, но не был готов к тому, что убийства, аресты, пытки и заговоры совершаются в это же время в тылу, и что делают это люди, которые объявляют себя антифашистами. «В чём же тогда разница между Гитлером и Сталиным, — спрашивает он. — Если при всех идеологических различиях, они используют одинаковые методы?». Эта мысль останется с ним до конца жизни и станет определяющей для всего последующего творчества.

Сразу по возвращении из Испании он сел писать книгу воспоминаний «Памяти Каталонии», в которой изложил собственное видение испанской гражданской войны. Однако его постоянный издатель Виктор Голланц отказался печатать книгу с критикой коммунистов, так как это плохо бы отразилось на репутации всего антифашистского движения и могло повлиять на ход войны в Испании.

По той же причине многие из журналов и газет, с которыми обычно сотрудничал писатель, отказывались публиковать также его статьи и колонки. Он мог уйти к правым. Многие из профашистских издателей с удовольствием напечатали бы критику Сталина и коммунистов. Но к ним Оруэлл не желал идти из принципа.

Тем не менее, были у него и единомышленники. Издательство Time and Tide выпустило его рецензию на работу Франца Боркенау «Испанская арена», в которой автор популяризирует придуманный в фашистской Италии термин «тоталитаризм» и проводит параллели между тоталитарными режимами различных стран.

К весне 1938 года для «Памяти Каталонии» наконец-то нашёлся издатель. Им стал Фредерик Уорбург — один из основателей молодого просоциалистического издательства Secker & Warburg. Однако здесь судьба сыграла с Оруэллом злую шутку. Поскольку Уорбург только начинал своё дело, у него почти не было средств на рекламу и продвижение, из-за чего книга провалилась на рынке. В 1938 году из напечатанного полуторатысячного тиража удалось продать меньше половины.

Этот провал вместе с непрекращающимися нападками в левой прессе и серьёзными проблемами со здоровьем, привели к резкому ухудшению состояния Оруэлла. У него идёт горлом кровь. И летом 1938 года он попадает в больницу с подозрением на туберкулёз в обоих легких. В борьбе с болезнью он и проводит почти всё время до начала большой войны.

В августе 1939-го Германия и СССР заключили пакт о ненападении. У Гитлера были развязаны руки для вторжения в Польшу. Англия и Франция слишком поздно поняли, к чему привела политика умиротворения агрессора.

Тем не менее, подобно многим англичанам, Оруэлл испытывал небывалый патриотический подъём. Его страна наконец-то будет сражаться с фашизмом не на словах, а на деле. Он планировал записаться в действующую армию, но последствия болезни всё ещё сказывались, так что медицинская комиссия признала его негодным к службе. Тогда он с удвоенной силой вернулся к публицистике.

После пакта Молотова-Риббентропа многие английские интеллектуалы пересмотрели свои симпатии к Советскому Союзу. Так что теперь у Оруэлла было больше единомышленников, чем противников, и он мог нормально работать.

С начала войны вышли самые известные его эссе: «Моя страна, правая она или левая», «Литература и тоталитаризм», «Мысли в пути» и так далее. Также Оруэлл записался в лондонское ополчение, где в свободное время передавал наспех набранным гражданским добровольцам свой опыт, полученный в Испании.

До 1941 года в Англии всерьёз опасались морского десанта Германии, а воздушные налёты и бомбёжки продолжались практически до самого конца войны. Этот эпизод Оруэлл впоследствии использует для описания быта Военно-воздушной зоны №1 в «1984».

В 1941 году он написал большое эссе «Лев и единорог: социализм и английский гений», в котором размышлял о том, что, несмотря на сложности всех предыдущих попыток построить социализм, у Англии, в которой сильны старые демократические традиции, возможно получилось бы примирить централизованную экономику, справедливое распределение благ и индивидуальную свободу. В этой брошюре впервые мелькает термин «английский социализм» — тогда ещё он не был окрашен тем зловещим циничным оттенком, каким предстал в «1984».

Тогда же Оруэлл познакомился с Артуром Кестлером. У этого немецкоязычного писателя еврейского происхождения была крайне насыщенная биография. В студенчестве он был ярым леваком, членом коммунистической партии Германии.

После прихода Гитлера к власти он эмигрировал в Париж, потом предпринял большое путешествие по СССР. После начала гражданской войны в Испании приехал туда военным журналистом, был схвачен франкистами и приговорён к смертной казни, однако после его обменяли на жену франкистского офицера. Тогда Кестлер вернулся во Францию и в последний момент перед самым немецким вторжением успел бежать в Англию.

Под влиянием всех этих событий Кестлер написал книгу «Слепящая тьма» (Darkness at Noon), которая произвела на Оруэлла самое глубокое впечатление. История повествует о вымышленном политическом деятеле некой неназванной коммунистической страны — Николае Рубашове, который во имя партийной идеологии вынужден жертвовать товарищами, соратниками, любимой женщиной, а под конец всё равно попадает за решетку по обвинению в госизмене и перед расстрелом добровольно даёт на самого себя показания.

Тюремная часть «1984» во многом копирует «Слепящую тьму», из чего можно вывести, что роман Кестлера оказал на Оруэлла гораздо более сильное впечатление, чем прочие книги подобного жанра. С замятинским «Мы» он познакомился уже после того, как начал работу над романом. А «Дивный новый мир» Хаксли хоть и читал ещё в молодости, но не воспринимал всерьёз.

Ещё одним кирпичиком будущего главного романа в жизни Оруэлла становится работа на Би-би-си. Зная антиколониальную и антиимпералистическую позицию писателя, его приглашают готовить эфир передач, вещающих на индийские колонии.

Черчилль обещал после конца войны предоставить Индии независимость. Однако местные националисты требовали права на самоопределение уже здесь и сейчас, что вынудило Великобританию проводить репрессии против индийской оппозиции. Ситуация в колонии была очень напряжённой. И боссы Би-би-си надеялись, что репутация Оруэлла окажет влияние на местную интеллигенцию и позволит поддержать статус-кво ещё хотя бы несколько лет.

Получив возможность сделать что-то для победы в войне, Оруэлл согласился на предложение. Он старался разнообразить эфиры, приглашать на передачи людей с разными взглядами. Иногда это ссорило его как с начальством, для которого подобные «выходки» были слишком радикальными, так и с той частью левой интеллигенции, которая считала работу на правительственной радиостанции предательством. И хотя последних было совсем немного, сам Оруэлл относился к своей службе довольно скептически.

В ноябре 1943 года, когда в войне наметился очевидный перелом в пользу союзников, Оруэлл оставил радио и решил сосредоточиться на публицистике и новой книге, которую он теперь видел в форме сказки.

В жизни у Оруэлла было два главных интереса — литература и политика. И вот, после ухода из Би-би-си, он загорелся идеей написать художественное произведение на политическую тему. Тему вполне конкретную — перерождение революции и установление тоталитаризма под внешним социалистическим фасадом.

Это должно было стать его манифестом. Однако для того, чтобы любой манифест подействовал, его должно услышать достаточно много людей. А история с «Памятью Каталонии» показала, что с этим могут быть проблемы. И тогда Оруэлл решил облечь свою идею в традицию сказочной сатиры, которая со времён Свифта была в Англии в большом почёте.

По легенде, которую писатель изложил в предисловии к изданию, сказка родилась, когда однажды за городом он увидел, как мальчик лет десяти гонит по узкой тропинке громадную упряжную лошадь и хлещет её всякий раз, когда она хотела свернуть. «Мне пришло в голову, — пишет он, — что если бы такие животные осознали свою силу, мы потеряли бы над ними власть, и что люди эксплуатируют животных примерно так же, как богатые эксплуатируют пролетариат».

Так родилась притча о судьбе русской революции. Только вместо реальных исторических персонажей революцию против жестокого фермера-эксплуататора подняли животные, провозгласившие свою собственную звериную республику, где все животные свободны и равны.

На освобождённой от людей ферме они организовали свои порядки. Однако, как оказалось, жажда власти оказалась свойственна не только людям, но и свиньям, которые постепенно захватили власть на ферме.

Это сравнение сталинского окружения со свиньями особенно не нравилось издателям, к которым Оруэлл принёс свою сказку. Ведь в мире всё ещё шла война, и сталинский СССР на восточном фронте теснил огромные силы вермахта, приближая общую победу союзников.

Голланц и другие рекомендовали внести правки и заменить свиней на каких-нибудь других животных. Однако Оруэлл, который раньше послушно уступал издателям, в этот раз упёрся и заявил, что «Скотный двор» должен выйти именно в том виде, в котором он его задумал.

Не желая сидеть без дела, Оруэлл принял приглашение журнала Observer отправиться в освобождённую Европу военным корреспондентом. Следуя за войсками союзников, он прибыл в Париж, где не бывал со времён своей молодости, а затем поехал уже в саму Германию — в Кёльн, где надеялся дождаться выхода своей новой книги.

Однако даже Уорбург, который раньше помог ему напечатать «Памяти Каталонии», по всяческим причинам оттягивал выпуск «Скотного двора» до осени 1945-го. Оруэлл боялся, что издание снова провалится и окажется никому не нужным, но на волне победы над фашизмом оно получило просто фантастический успех.

Первое английское издание насчитывало четыре с половиной тысячи экземпляров и разлетелось буквально за неделю. Тогда Secker & Warburg напечатали второй тираж — вдвое больше. И он тоже распродался моментально. В Америке влиятельный литературный клуб назвал «Скотный двор» книгой месяца и за 1946 год произведение опубликовали суммарным тиражом в шестьсот тысяч экземпляров — большим, чем все предыдущие книги Оруэлла вместе взятые.

Чистый гонорар от продаж составил несколько десятков тысяч долларов. Такая бурная реакция, сравнимая с прорвавшейся плотиной, кажется, превзошла его самые смелые ожидания и, пожалуй, даже немного напугала. Можно было ожидать, что пришедшая, наконец, слава станет причиной звёздной болезни. Однако у Оруэлла была уже вполне земная болезнь.

Полученный ранее туберкулёз так и не отпустил его окончательно, медленно подтачивая силы и здоровье. Сохранилась его большая переписка с друзьями, где он не раз говорит о том, что по всем прогнозам ему осталось жить максимум несколько лет.

Поэтому на вырученные деньги он лишь снял дом на небольшом острове Джура у берегов Шотландии, где намеревался прожить эти несколько лет отшельником. Однако от чего он не собирался отказываться — это от публицистики и литературы.

В 1947 году Оруэлл перебрался на остров, где после трёхмесячного перерыва, вызванного новым приступом болезни, продолжил журналистскую работу. Прошедший после выхода «Скотного двора» год оказался самым плодотворным в его жизни. Оруэлл написал сто тридцать статей и рецензий, то есть по две-три статьи в неделю. Помимо журналов Polemic, Horizon и Partisan Review он регулярно писал в четыре газеты: Tribune, Evening Standard, Observer и Manchester Evening News.

Из статей и эссе этого периода особо стоит отметить «Писатели и Левиафан» — о том, как опасно для творческих людей подстраивать свои произведения под какие-то идеологические рамки. А также «Заметки о национализме», в которых он описывал, как идеологические догмы изменяют восприятие и сознание людей.

Однако, несмотря на всю занятость, главной его работой в эти годы стало написание нового последнего романа.

Глядя на детали биографии Оруэлла невольно в голову приходит мысль, что вся его жизнь была подготовкой к написанию этой книги. Все события, переживания, размышления за все предыдущие годы нашли своё отражение в «1984» даже в мелочах: детство, служба в Бирме, бродяжничество, война в Испании, работа на Би-би-си, литературные и интеллектуальные интересы, круг знакомств.

Ошибаются те, кто подобно певице Loun’е говорят, что главную свою книгу писатель «увидел во сне» или создал посредством одного лишь воображения. Сырьё для такого творчества в первой половине ХХ века было разбросано повсюду. Нужно было лишь суметь его разглядеть и собрать вместе.

Пересказывать сюжет романа не имеет смысла. Во-первых, потому что любое произведение в пересказе звучит нелепо, будь то хоть Шекспир, хоть Оруэлл, хоть Толстой. А во-вторых, потому что о произведении тиражом в миллионы экземпляров на десятках языков каждый хоть что-нибудь да слышал.

Достаточно сказать, что такие термины и понятия как «двоемыслие», «новояз», «большой брат» и многие другие стали нарицательными. В черновом рабочем варианте она называлась «Последний человек в Европе». И это название лучше всего передавало безысходность мира, объединившем в себе худшие проявления тоталитаризма, которые Оруэллу довелось увидеть в своей жизни, и возведшем их в энную степень.

К концу 1947-го черновик был готов. И, как будто дожидаясь этого часа, организм Оруэлла сдался под напором болезни. Несколько месяцев с декабря 1947-го по август 1948-го он безвылазно провёл в больницах и санаториях, сражаясь с туберкулёзом. К осени ему как будто стало лучше, и он вернулся на остров, чтобы переписать роман набело. Но и тогда ему приходилось работать в постели. Это последнее усилие окончательно надломило его.

И после того, как в декабре Оруэлл отослал распечатанный на машинке экземпляр издателю, он слёг уже окончательно. Оставшиеся два года жизни он провёл в больничных палатах. Однако финал жизненного пути Оруэлла оказался скорее светлым, чем печальным.

«1984» вышла в свет 8 июня 1949 года. 26 тысяч экземпляров в Англии и 460 тысяч в США только за первый год. Это был полный успех. И главным для писателя здесь были даже не деньги, к которым за короткий срок своей славы он так и не успел привыкнуть, а то, что его предостережение увидит как можно больше людей.

Прямо в больницу ему приходило множество писем — как от простых читателей, так и от коллег-интеллектуалов. Сам Олдос Хаксли, который когда-то преподавал юному Эрику Блэру курсы английской литературы в Итоне, писал, что хотя он и считает свой вариант будущего, представленный в «Дивном новом мире» более вероятным, это не отменяет того, что «1984» — замечательная и важная книга.

В последних своих эссе Оруэлл вывел и опубликовал два условия, которые должны соблюдаться, чтобы воспрепятствовать торжеству тоталитаризма во всём мире. Во-первых, это технический прогресс, без которого не может обходиться уже ни одно государство, и для поддержания которого нужны люди с хорошим образованием.

Во-вторых, это существование на планете сильных государств с либеральной политической традицией, которые одним фактом своего существования будут вынуждать тоталитарные и авторитарные страны оглядываться на эту традицию.

Если бы правители всех стран мира, по сговору или из-за какой-нибудь крайней необходимости, согласились раз и навсегда установить тиранию и погрузиться в варварство, только тогда по Оруэллу на планете мог бы восторжествовать тоталитаризм — такой, каким он описан в «1984».

К концу 1949 года Оруэлл страшно ослабел, и уже не мог работать. Последним из опубликованных им текстов стала рецензия на биографию британского премьер-министра Уинстона Черчилля. В ночь на 21 января 1950 года у писателя снова начался сильный приступ болезни, пошла горлом кровь. Врачи ничего не смогли сделать. И той же ночью Эрика Артура Блэра не стало.

Официальные биографы на Западе и в России часто представляют Оруэлла рыцарем, который практически в одиночку отражал атаки полчищ советских агентов и шпионов, желавших погубить западную цивилизацию. Это, разумеется, не совсем так. О чём говорит хотя бы невероятный успех «Скотного двора» и «1984», показавший, что спрос на антитоталитарную и антисоветскую литературу в западном обществе всё-таки был, и был немаленьким.

Неправильно было бы также считать Оруэлла святым подвижником, положившим жизнь на алтарь литературы. Были у него вполне человеческие радости, и даже грешки. В 1936 году перед самым отбытием на фронт в Испании он женился на филологе Эйлин О’Шонесси, и на протяжении всех последующих десяти лет брака регулярно изменял жене, о чём сохранилось немало свидетельств.

Также можно припомнить печально знаменитый «Список Оруэлла», с фамилиями симпатизирующих коммунизму людей, который уже находившийся при смерти Оруэлл передал через свою подругу британской правительственной структуре.

Однако в последнем случае те, кто пытаются вменить ему этот список в вину, осознанно или неосознанно воспроизводят логическую ловушку: «Любая левая идеология может быть только коммунистической». Это очень удобно советским коммунистам, но фактически в корне неверно.

Почти вся жизнь Оруэлла после Испании была посвящена поиску варианта общественного устройства, который совмещал бы преимущества социализма и демократических свобод. Об этом буквально кричит почти каждая его статья о политике, написанная после 1938 года. И всерьёз думать о том, что Оруэлл предал сочувствующих советскому коммунизму, могут лишь те, кто плохо знаком с его взглядами и текстами.

К тому же, все указанные в списке люди были довольно известными. Это писатели, журналисты, актёры и другие деятели культуры, которые декларировали свою позицию совершенно открыто. Так что даже простого раскрытия личной тайны тут нет.

В Советском Союзе его активно не любили ещё со времён участия в гражданской войне в Испании. К концу сороковых к этой антипатии прибавилось также то, что экземпляры своих книг он активно пытался переправить в СССР. Неслучайно, например, одним из первых иностранных переводов «Скотного двора» стал украинский.

В современной России к Оруэллу относятся двояко. Люди, не знакомые ни с чем, кроме «1984», как правило, превозносят его чуть ли не как пророка и кричат: «Всё так и есть!». Те, кто знаком с антиутопией как с жанром, наоборот, критикуют его за то, что предложенная им модель не такая реалистичная, как, например, у Хаксли или Воннегута.

На мой взгляд, чтобы лучше отражать вклад Оруэлла литературу и в культуру в принципе, следует ознакомиться с другими его произведениями и эссе, которые сплошь построены на его личном опыте.

Отказавшись от достатка и статуса, которые давала британская имперская машина, он неизбежно был обречён на бедность. Бедствуя и бродяжничая, он неизбежно пришел к левым социалистическим убеждениям, которые выстрадал буквально на собственной шкуре. Однако как мыслящий человек он не мог не видеть, что советский вариант коммунизма странно мутировал, и уже мало был похож на ту всеобщую утопию, которую обещали, и о которой мечтали левые.

Фактически Оруэлл и те, кто в 30-40-е годы, как и он, думали о том, как же построить социализм «с человеческим лицом», по сути, заложили базу для умеренной левой идеологии, которая на рубеже ХХ и ХХI веков возобладала во многих странах Европы. Рыночная экономика, но без дикого капитализма. Социальные обязательства, но без тоталитарного контроля.

О достоинствах и недостатках современной европейской цивилизации можно спорить. Однако нельзя спорить с тем, что какой бы она ни была, это в любом случае лучший вариант, чем гротескный тоталитаризм из середины ХХ века, понимание и описание которого стало делом всей жизни Оруэлла и его наследием для всего будущего человечества.

Источник: https://dtf.ru/read/27326-zhizn-kak-antiutopiya-istoriya-i-tvorchestvo-dzhordzha-oruella

**************************************************

12 цитат из дневников Джорджа Оруэлла//https://arzamas.academy/mag/881-orwellhttps://arzamas.academy/mag/881-orwell

*************************************************

Оруэлл Джордж — все книги автора

1984