Влади́мир Серге́евич Соловьёв (28 января 1853, Москва — 13 августа 1900, имение Узкое, Московская губерния) — русский религиозный мыслитель, мистик, поэт, публицист, литературный критик; почётный академик Императорской Академии наук по разряду изящной словесности (1900). Стоял у истоков русского «духовного возрождения» начала XX века. Оказал влияние на религиозную философию Николая Бердяева, Сергея Булгакова, Сергея и Евгения Трубецких, Павла Флоренского, Семёна Франка, а также на творчество поэтов-символистов — Андрея Белого, Александра Блока и других.
//https://yandex.ru/turbo/s/worldofaphorism.ru/kratkie-biografii/vladimir-solovyov
**************************************************
Оправдание добра
ISBN 978-5-4261-0002-2
Серия Русская цивилизация
В основе всего творчества Соловьева лежат мысли, близкие философии славянофилов, и прежде всего А. С. Хомякова и И. В. Киреевского, о стремлении к универсальному всеединству, достижению «цельной жизни» и «цельного творчества». У человека, считал Соловьев, есть общая высшая потребность всецелой или абсолютной жизни. В сфере личной и общественной нравственности эта потребность удовлетворяется «последованием Христу». Цель человеческой истории в преображении мира. Но преображение человека и человечества Соловьев вопреки христианским традициям понимал магически-натуралистически, призывая к «теургическому деланию» – к участию человечества в осуществлении божественного промысла, к превращению мирского царства в Царство Божие. Это заблуждение толкало его к созданию утопического проекта соединения Православия и католицизма в «свободную теократию».
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ 32
ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ 70
ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ 76
Нравственный смысл жизни в его предварительном понятии 76
ВВЕДЕНИЕ. НРАВСТВЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ НАУКА . 95
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДОБРО В ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ
Глава первая. Первичные данные нравственности 122
Глава вторая. Аскетическое начало в нравственности .141
Глава третья. Жалость и альтруизм 162
Глава четвертая. Религиозное начало в нравственности .183
Глава пятая. О добродетелях . 200
Глава шестая. Мнимые начала практической философии 226
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДОБРО ОТ БОГА
Глава седьмая. Единство нравственных основ 249
Глава восьмая. Безусловное начало нравственности 278
Глава девятая. Действительность нравственного порядка 302
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДОБРО ЧЕРЕЗ ИСТОРИЮ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
Глава десятая. Личность и общество 321
Глава одиннадцатая. Историческое развитие личнообщественного сознания в его главных эпохах . 345
Глава двенадцатая. Отвлеченный субъективизм в нравственности .378
Глава тринадцатая. Нравственная норма общественности 394
Глава четырнадцатая. Национальный вопрос с нравственной точки зрения.412
Глава пятнадцатая. Уголовный вопрос с нравственной точки зрения 439
Глава шестнадцатая. Экономический вопрос с нравственной точки зрения.471
Глава семнадцатая. Нравственность и право .513
Глава восемнадцатая. Смысл войны .539
Глава девятнадцатая. Нравственная организация человечества в ее целом 567
Заключение. Нравственный смысл жизни в его окончательном определении и переход к теоретической философии .639
ПРИМЕЧАНИЯ . 646
Источник: https://platona.net/load/knigi_po_filosofii/aksiologija/solovev_opravdanie_dobra/70-1-0-2817
СОЛОВЬЕВ Владимир Сергеевич [16 (28) января 1853, Москва – 31 июля (13 августа) 1900, с. Узкое, близ Москвы] – русский философ, поэт, публицист, литературный критик. Сын историка С.М.Соловьева. По окончании в 1873 историко-филологического факультета Московского университета в течение года учился в Московской духовной академии. В 1874 защитил магистерскую диссертацию «Кризис западной философии. Против позитивистов» и был избран доцентом Московского университета по кафедре философии. В течение года (1875–76) занимается в библиотеках Лондона, где изучает гл.о. мистическую и гностическую литературу – Беме, Парацельса, Сведенборга, каббалу, увлекается оккультизмом и спиритизмом. Натура поэтическая, впечатлительная, Соловьев обладал, видимо, медиумическими способностями, несколько раз имел видения Софии, или Вечной женственности, – об одном из них, бывшем в 1875 в Египте, он рассказывает в поэме «Три свидания». По возвращении в Россию вновь читает лекции в Московском университете, но в 1877 из-за раздоров в профессорской среде покидает кафедру и поступает в Петербург на службу в Ученый комитет Министерства народного просвещения, читая в то же время лекции в Петербургском университете и на Высших женских курсах. В 1877 публикует работу «Философские начала цельного знания», а в 1878 выступает с циклом лекций «Чтения о Богочеловечестве». 28 марта 1881, после убийства народовольцами Александра II, Соловьев прочел публичную лекцию о несовместимости смертной казни с христианской нравственностью и, осудив цареубийц, призвал царя не казнить их. Выступление вызвало резкую реакцию, отношения философа с властью были испорчены, и он ушел в отставку, занявшись публицистической деятельностью. В 1880-е гг. в центре его внимания – общественно-политическая и церковно-религиозная жизнь. Наиболее важные произведения этого периода – «Духовные основы жизни» (1882–84), «Великий спор и христианская политика» (1883), «История и будущность теократии» (Загреб, 1886), «Три речи в память Достоевского» (1881–83), «La Russie et l’Eglise Universelle» (P., 1889; рус. пер.: «Россия и Вселенская Церковь». М., 1911), цикл статей «Национальный вопрос в России» (1-й вып. – 1883–88, 2-й – 1888–91). В 1890-х гг. Соловьев возвращается к собственно философской тематике, пишет статью «Смысл любви» (1892–94), трактат по этике «Оправдание добра» (1894–95, отдельное издание 1897), предлагает новое осмысление теории познания в статьях, объединенных под названием «Первое начало теоретической философии» (1897–99); последняя значительная работа «Три разговора» (1899–1900) посвящена проблеме зла. Напряженная работа и житейская неустроенность подорвали и без того слабое здоровье Соловьева. Он умер в подмосковном имении своих друзей – князей Трубецких.
В своем духовном развитии Соловьев испытал много влияний которые определили направление и характер его мышления. В ранней юности он воспринял социалистические идеи, свойственное русской мысли искание социальной правды и веру в прогресс, характерную для 19 в. От славянофилов философ воспринял идею «цельного знания», дающего ответ на вопрос о смысле человеческого существования, о цели космического и исторического процесса. Субъектом этого процесса, по Соловьеву, является человечество как единый организм – понятие, заимствованное у О.Конта. В основе такого подхода лежит убеждение Соловьева в реальности всеобщего, сформировавшееся под воздействием Спинозы и немецкого идеализма, особенно Гегеля. Большое влияние оказали на него также мыслители, придававшие метафизическое значение понятию воли: Кант, Шопенгауэр, Э.Гартман и особенно Шеллинг. Если диалектическим методом Соловьев больше всего обязан Гегелю, то его богословие, метафизика и эстетика несут на себе печать волюнтативной метафизики. С Шеллингом Соловьева сближает романтический эстетический подход к проблемам религии, эротический мистицизм, вылившийся в культ Вечной женственности – души мира. Значительную роль в формировании воззрений Соловьева сыграл христианский платонизм Юркевича, особенно учение о сердце как средоточии духовной жизни. Все эти многообразные влияния философ органически претворил в своем учении, создав систематическое построение, не лишенное, впрочем, ряда трудностей и противоречий. В его сочинениях мы находим трезвую оценку и конструктивную критику многих философских концепций, которые в свое время формировали его миросозерцание.
Философская система Соловьева строится по исторической схеме как история развития мирового духа – как тео-космоисторический процесс. Он отказывается от секуляризма, которым проникнута европейская философия Нового времени, и стремится обрести цельное знание, предполагающее единство теории и жизненно-практического действия. Его цель – «ввести вечное содержание христианства в новую соответствующую ему, т.е. разумную безусловную форму» (Письма В.С.Соловьева. СПб., 1911, т. 2, с. 89). Как и славянофилы, Соловьев критикует отвлеченное мышление, в частности идеализм Гегеля, с позиций спиритуалистического реализма, требующего различать мышление, мыслящего субъекта и мыслимое содержание – моменты, совпадающие у Гегеля в понятии абсолютной идеи. Подлинно сущее, по Соловьеву, – не понятие и не эмпирическая данность, а реальное духовное существо, субъект воли – сущее. Реальностью обладают только духи и души, носители силы и воли, эмпирический же мир Соловьев вслед за Кантом и Шопенгауэром считает лишь явлением. Первое и верховное сущее – Бог определяется Соловьевым в духе неоплатонизма и каббалы как положительное ничто, которое есть прямая противоположность гегелеву отрицательному ничто – чистому бытию, полученному путем абстрагирования от всех положительных определений. Определив сущее как являющееся, а бытие как явление, Соловьев тем самым интерпретирует связь Бога и мира как связь сущности и явления, устанавливая между трансцендентной основой мира и самим миром отношение необходимости, постигаемое рациональным путем – с помощью т.н. органической логики. Однако мистический реализм Соловьева вступает в противоречие с его рационалистическим методом: если сущее – трансцендентное духовное существо, то мы можем узнать о нем лишь из откровения: рациональному познанию оно недоступно. Соловьев между тем убежден, что непостижимое для разума сущее может быть предметом мистического созерцания – интеллектуальной интуиции, отождествляемой им с состоянием вдохновения. Вслед за Шеллингом и романтиками Соловьев сближает интеллектуальную интуицию с продуктивной способностью воображения и, соответственно философию – с художественным творчеством, трактуя при этом творческий акт по аналогии с трансом, состоянием пассивно-медиумическим. «Действие на нас идеальных существ, производящее в нас умосозерцательное познание (и творчество) их идеальных форм или идей, называется вдохновением. Это действие выводит нас из обыкновенного нашего натурального центра, поднимает нас на высшую сферу, производя т.о. экстаз. Итак… непосредственно определяющее начало истинного философского познания есть вдохновение» (Собр. соч., т. 1, с. 294).
Действительность Бога, т.о., не может быть выведена логически из чистого разума, а дается с помощью «религиозного ощущения», или веры, но тем не менее содержание божественного Сущего раскрывается с помощью разума. Соловьев характеризует Абсолют как «вечное всеединое» (Соч., т. 3, с. 254), или как «Единое и все». А это значит, что все существующее содержится в Абсолюте: всеединство есть единство во множественности. Согласно Соловьеву, единое свободно от всего («Абсолют» буквально означает «отрешенное», «освобожденное») и, следовательно, определяется отрицательно по отношению к другому. Но поскольку оно не может иметь ничего вне себя, то тем самым определяется по отношению к другому положительно. В нем, т.о., налицо два полюса, или центра: первый – свобода от всяких форм, от всякого проявления; второй – производящая бытие сила, т.е. множественность форм. Первый полюс – Единое, второй – потенция бытия, или первая материя, которая, как и у Беме, входит в Абсолют как «его другое», как первый субстрат или «основа» Бога. Понятие первой материи осмысляется Соловьевым в шеллингиански-шопенгауэровских определениях как сила, влечение, стремление, восходящих к учению Беме о «темной природе» в Боге, о бессознательной глубине Божества, как начале зла. Неразрывность двух полюсов Сущего означает, что Абсолют не может представать иначе, как осуществленным в материи, а материя – как идея, как осуществленный образ Единого. В «Критике отвлеченных начал» Соловьев характеризует второй полюс всеединства, т.е. первую материю (она же идея, или природа), как становящееся всеединое, в отличие от первого полюса как сущего всеединого (там же, т. 2, с. 299). Это значит, что Абсолютное не может существовать иначе как осуществленное в своем другом. Пантеистическая подоплека такого построения очевидна; это понимание отношения между Богом и миром отличается от христианской идеи творения. Становящееся всеединое – это душа мира, которая, будучи движущим началом всего мирового процесса, лишь «в человеке впервые получает собственную внутреннюю действительность, находит себя, сознает себя» (там же, с. 302–303).
В «Чтениях о Богочеловечестве» Соловьев пытается перевести описанный им процесс самораздвоения Абсолюта на язык христианского богословия, давая свое толкование догмата о Троице. Он отличает Бога как абсолютно-сущего от его содержания (сущности, или идеи), которое предстает в лице Бога-Сына, или Логоса; воплощение же этого содержания, или идеи, осуществляется в мировой душе, Софии, третьем Лице божественной Троицы – Духе Святом. Различая в Боге деятельное единство творческого Слова и единство осуществленное – Его органическое тело, Соловьев рассматривает второе как «произведенное единство, которому мы дали мистическое имя Софии» (там же, т. 3, с. 111); оно «есть начало человечества, идеальный или нормальный человек» (там же).
Совершенное человечество – не эмпирический индивид и не человек как родовое понятие, а вечная идея, особого рода универсальная индивидуальность, «всемирная форма соединения материальной природы с Божеством… Бого-человечество и Бого-материя» (там же, т. 8, с. 231). Эмпирический мир, где люди предстают как индивидуумы, – это «тяжелый и мучительный сон отдельного эгоистического существования» (там же, т. 3, с. 120); причина этого мира у Соловьева, как и у Шопенгауэра, – «грех индивидуации», порождающий внешнее, вещественное существование разрозненности и вражды. Но если индивидуальность – источник зла и страдания, то нет речи о ее бессмертии: спасение – в освобождении от индивидуального существования, а не в вечном его продолжении. Философия Соловьева последнего периода имперсоналистична: не случайно по этому вопросу возникла полемика между ним и Л.Лопатиным, убежденным в субстанциальности человеческого «я» и в бессмертии индивидуальной души. Источник мирового зла Соловьев видит в меонической основе божественного всеединства. Мировая душа, София, совершает акт отпадения от Бога, стремясь утвердить себя вне Его, и «ниспадает из всеединого средоточия божественного бытия на множественную окружность, теряя свою свободу и свою власть над этим творением» (там же, с. 131), а Бого-миро-здание распадается на множество отдельных элементов. Центральный персонаж теокосмического процесса, вечно-женственное начало в Боге, тело Христово, идеальное человечество, приобретает демонические черты. Образ вечной женственности двоится. Чтобы устранить эту двойственность, философ в «России и Вселенской Церкви» вводит различие Софии, с одной стороны, и мировой души, с другой. Последняя теперь предстает как антипод Софии – Премудрости Божией, которая являет собой «лучезарное и небесное существо». Суть мирового процесса – борьба Божественного Слова и адского начала за власть над мировой душой, которая должна завершиться воссоединением отпавшей мировой души с Богом и восстановлением божественного всеединства. Исторический процесс с внутренней необходимостью ведет к торжеству добра, к победе единства и любви над распадом и враждой. Теодицея Соловьева сближается не только с телеологическим детерминизмом Гегеля, но и с естественно-научным эволюционизмом.
Историософия Соловьева – это попытка истолковать мировую историю как ряд свободных актов на пути восстановления богочеловеческого единства. На первой ступени – естественного откровения – человечество постигает Бога как природное существо: таковы языческие верования древнего мира и материалистические учения Нового времени. На второй ступени Бог открывается как трансценденция – внеприродное начало; таковы восточные аскетически-пессимистические религии, особенно буддизм, стремящийся к преодолению деятельного, личного начала. Наконец, в ветхозаветной религии человечество получило положительное откровение, полный смысл которого раскрылся в христианстве. В Христе явлен синтез религиозно-созерцательного начала Востока и начала личного, человеческого, развившегося в лоне западной культуры. Однако раскол восточной и западной церквей ознаменовал эпоху нового распада, поразившего уже христианский мир в силу несовершенства «исторического христианства». На Востоке победило надындивидуальное божественное начало, не оставляющее места для свободы человека, а на Западе получил гипертрофированное развитие индивидуализм, свобода в ее отрицательном понимании, что привело к капитализму, эгоизму «безбожного человека» (там же, т. 1, с. 257). Россия, по Соловьеву, имеет мессианское призвание объединить распавшиеся стороны, осуществив последний акт мировой исторической драмы воссоединения человечества с Богом. В 1880-х гг. историософия Соловьева отливается в форму утопического учения о будущей всемирной теократии, светскую власть в которой должен осуществлять русский царь, а духовную – римский первосвященник. Первым шагом к ней должно быть воссоединение восточной и западной церквей. Незадолго до смерти философ разочаровался в теократической утопии и вообще в идее прогресса; в «Трех разговорах» на первый план у него выходит эсхатологическая тема: наступление Царства Божия теперь мыслится как конец истории, на заключительном этапе которой Соловьев предсказывает царство антихриста.
Соловьев оказал сильное влияние на философскую мысль в России. Под знаком его идей шло развитие религиозной философии конца 19–20 вв., в частности братьев С.Н. и Е.Н.Трубецких, Н.О.Лосского, С.Л.Франка, С.Н.Булгакова, П.А.Флоренского, Н.А.Бердяева и др. Не меньшее воздействие оказал Соловьев и на русскую литературу, на символистов – Блока, Белого, Вяч.Иванова и др. Именно Соловьеву обязан русский серебряный век той мистико-гностической прививкой, характерной для атмосферы духовной жизни предреволюционного периода в России.
Сочинения:
1. Собр. соч., т. 1–10. СПб., 1911–14;
2. Соч., т. 1–2. М., 1988;
3. Соч., т. 1–2. М., 1909;
4. Письма, т. 1–4. СПб., 1908–23;
5. Стихотворения и шуточные пьесы. Л., 1974;
6. Литературная критика. М., 1990.
Литература:
1. Величко В.Л. Владимир Соловьев. Жизнь и творения. СПб., 1903;
2. Радлов Э.Л. Вл.Соловьев. Жизнь и учение. СПб., 1913;
3. Лукьянов С.М. О Вл.Соловьеве в его молодые годы. Материалы к биографии, кн. 1–3. Пг., 1916–21 (репринт М., 1990);
4. Мочульский К.В. Владимир Соловьев. Париж, 1936;
5. Лосев А.Ф. Владимир Соловьев и его время. М., 1990;
6. Уткина Η.Φ. Тема всеединства в философии Вл.Соловьева. – «ВФ», 1988, № 6;
7. Гайденко П.П. Человек и человечество в учении В.С.Соловьева, – Там же, 1994, № 6;
8. Трубецкой Е.Н. Миросозерцание Вл.С.Соловьева, т. 1–2. М., 1994–98;
9. Сб. статей о В.Соловьеве. Брюссель, 1994;
10. Соловьев С.М. Владимир Соловьев. Жизнь и творческая эволюция. М., 1997;
11. Madey J. W.S.Solowjew und seine Lehre von der Wfeltseele. Düsseldorf, 1961;
12. WenzierL. Die Freiheit und das Böse nach VI. Solov’ev. Freiburg-Münch., 1978;
13. George M. Mystische und religiöse Erfahrung im Denken Vladimir Solov’evs. Gött., 1988;
14. Sutton J. The Religious Philosophy of Vladimir Solovyov: Towards a Reassessment. Basingstoke – L., 1988.
П.П.Гайденко
Источник: https://iphlib.ru/library/collection/newphilenc/document/HASH01f70b84bc75ae3d6f0f0df6
****************************************************************************************************
НОЖ
В поисках всеединого Богочеловечества. Зачем философ Владимир Соловьев ломал кресты и пил скипидар
Юность будущего религиозного философа Владимира Соловьева была бурной: в 13 лет он отрекся от православия, стал радикальным атеистом и нигилистом. Впрочем, поступив в Московский университет, быстро разочаровался в естественных науках и заместил страсть к познанию природы и сопротивление авторитетам неустанным поиском Всеединства и мировой души, охотой за каббалистическими тайнами среди ничего не подозревающих бедуинов, а также неограниченным употреблением скипидара — которое ровно 121 год назад и привело его к смерти в возрасте 47 лет. О том, что двигало беспокойной жизнью интеллигента-духовидца, дравшегося с демонами на собственной кровати, — в эссе Кирилла Забелина.
Владимир Соловьев известен широкой публике как крупнейший русский философ-метафизик, основоположник софиологии, автор концепций Всеединства и Богочеловечества, незаурядный поэт — предвестник символизма, современник Достоевского и Толстого, прозорливый политический публицист. Всего не перечесть.
За этими пышными титулами и ярлыками нередко теряется сам человек, сокровенное личное, столь важное для глубинного понимания его философских построений.
Как не может быть творца без личности, так не может быть и личности без опыта переживания внешнего. Там, в лабиринтах страдающего сознания, сокрыта тайна любого творчества, там бьют ключи творческих откровений.
Всё это вдвойне справедливо для Владимира Соловьева — экстатика и духовидца.
На дворе 1862 год. Начало десятилетия Великих реформ в Российской империи. Володе Соловьеву 9 лет. Мальчик страстно влюблен в сверстницу Юленьку С. Увы, безответно. Предпочтение отдано другому. Дело доходит до драки, после которой в дневнике маленького Соловьева появляется запись: «Не спал всю ночь, поздно встал и с трудом натягивал носки…»
Москва. Праздник Вознесения. Володя стоит на службе в храме. Сознание его захвачено «потоком страстных мук». Еще бы — он отвергнут в любви. Но вот служба подходит к кульминации. Льется хоровое пение с призывом отречься от «житейского попечения», вознестись от земных сует. И тут случается то, что в корне перевернет мировоззрение Соловьева и о чем он позже напишет в стихах:
Так начался путь метафизического восхождения для Владимира Сергеевича Соловьева — певца Вечной женственности, богослова, мистика, визионера.
Мальчиком он пережил явление Святой Софии — таинственной богини мудрости, — мистическая любовь к которой определит гностический характер его религиозно-философских исканий. Эту любовь мыслитель пронесет через всю жизнь.
Мистика мистикой, но в том же храме в центре Москвы спустя 35 лет — в 1900 году — философа будут отпевать, провожая в последний путь.
А тогда, в 1862-м, всё только начиналось.
Владимир Соловьев родился зимой 1853 года. Появился он на свет семимесячным и свою впечатлительность впоследствии объяснял именно этим. Его отец — известный историк Сергей Михайлович Соловьев — был человек уважаемый, либеральный и крайне умеренный, как писали о нем современники. Ученик Грановского и учитель Ключевского, он преподавал историю сыну императора Александра II — юному Александру III, занимал пост ректора Московского университета. Написал Соловьев-старший ни много ни мало 29 томов «Истории России с древнейших времен». Нетрудно догадаться, чего это стоило домашним, с которыми «папенька» был строг, ставя порядок и собственный покой превыше всего.
Между тем в семье было двенадцать детей, четверо из них умерли. Мать маленького Володи — Поликсена Владимировна — неусыпно следила, чтобы благочинию в доме ничто не угрожало. Когда батюшка работал, вся семья ходила на цыпочках. В такой атмосфере — холодного почтения к отцу и теплой материнской заботы — и рос будущий философ и духовидец.
Мальчиком Володя не отказывал себе в удовольствии пошалить, любил «опасности и утехи». И шалости удавались. Чего стоит описание им летнего отдыха в подмосковном имении:
В 13 лет Соловьев испытал жестокие религиозные сомнения. Уже здесь проявилась одна из его главных черт — безудержное стремление «во всём дойти до самой сути». Воспитанный в умеренности и благонравии, развитый не по годам, колоссально много читавший, он болезненно переживал отречение от детской наивной веры. Отрекался Соловьев горячо и неистово: «…совестно вспоминать, — пишет он, — какие глупейшие кощунства я тогда говорил и делал».
Итак, к кощунствам.
В старших классах гимназии Соловьев всерьез увлекся модными тогда материалистическими воззрениями, что в целом было симптомом времени. А-ля Базаров и компания, Соловьев исповедовал и воинственно проповедовал в спорах со сверстниками писаревский идеал — сапоги выше Пушкина и всё в таком духе.
Володя, который регулярно ходил с отцом в храм, некогда воплощенное благонравие, сделался законченным нигилистом, мрачным и непримиримым ниспровергателем религии.
Преданность новой вере толкала его на крайние шаги в отношении старой.
Однажды в порыве священного гнева будущий религиозный философ и экуменист вышвырнул иконы из окна. Добродушный папенька пришел в ужас — «болезнь роста» сына принимала угрожающий характер.
Весь дом стоял на ушах.
Впоследствии Александр Блок будет вспоминать о своей встрече с Соловьевым не иначе как о явлении «рыцаря-монаха», а Андрей Белый наречет его Святым Владимиром. Но в отрочестве Владимир был совсем не святым.
К тому времени от экзальтированной религиозности не осталось и следа. Соловьев отчаянно бунтует, отпуская в знак протеста вьющиеся волосы до плеч.
Однако Соловьев довольно быстро переболел «вульгарным материализмом» — стихия его мысли рвалась на простор.
Соловьев сообразил это гораздо быстрее Писарева. Позднее, вышучивая логику интеллигентов, придерживающихся подобных взглядов, философ остроумно замечал, что они мыслят силлогизмом: «Человек произошел от обезьяны, следовательно, мы должны любить друг друга».
Интересно и то, как 19-летний Соловьев описывает свою духовную эволюцию в письме от 1872 года Катеньке Романовой, к которой питал «нежные чувства»:
Повзрослев интеллектуально и духовно, Соловьев принимается упорядочивать эти идеалы в стройную иерархию философской системы — недаром его считают самым системным русским философом.
Поступив в 1869 году в возрасте 16 лет на физико-математический факультет Московского университета, Соловьев разочаровывается в материалистических воззрениях и вскоре переводится на историко-филологический. Здесь его внимание полностью сосредотачивается на философских дисциплинах.
Университетский товарищ философа Н. И. Кареев вспоминает, что Соловьева как студента не существовало. Он ни с кем особо не общался и посещал занятия по случаям скорее исключительным. Однако уже через несколько лет, проглотив тома философской литературы, вчерашний «несуществующий» студент готовит магистерскую диссертацию, которую успешно защищает в 1874 году.
21-летний Соловьев представляет на суд научного совета работу с характерным названием «Кризис западной философии (против позитивистов)». Вспыхивает бурная дискуссия, вышедшая далеко за рамки мероприятия. Печатаются рецензии — Н. Н. Страхова, К. Д. Кавелина. Соловьев отвечает.
Приглашенный в качестве оппонента позитивист В. В. Лесевич, не считающий философию самостоятельной наукой, высказывает крайнее неодобрение. Другой оппонент — математик С. В. Де Роберти — также честит юного философа на чем свет стоит, но гул возмущенной нападками публики вынуждает его сойти с кафедры, не окончив доклада.
В диссертации Соловьев резко критикует западную философию, суть и метод которой — отвлеченное мышление, а ее история — последовательная смена гипостазированных отвлеченных начал.
Каждое отвлеченное начало по-своему ценно, поскольку выступает необходимым моментом в развитии социума и индивида, но абсолютизация какого-либо из начал обрекает мысль на односторонность. Во взаимном отрицании друг друга они рождают неразрешимый конфликт, но не истину.
В извечном споре рационализма и эмпиризма, веры и знания, разума и природы философ усматривает принципиальную порочность западного типа мышления. Такие абстрактные сущности, как рассудок, опыт, понятие, воля, лишь дробят знание и уводят от понимания мира в его цельности. Знание должно стремиться к поиску абсолютного, всеобъединяющего первоначала. В основание постижения мира должен быть положен всеединый дух.
Уже здесь проступают очертания метафизической интуиции Соловьева, которой он останется верен до конца жизни, — интуиции Всеединства.
Идею Всеединства он будет осмыслять в докторской диссертации «Критика отвлеченных начал», в «Чтениях о Богочеловечестве» и других работах.
Вдохните поглубже — переходим к метафизике!
О чем эта вечная для русской философии мысль?
Сталкиваясь с миром, мы находим всё сущее в состоянии порочной множественности, войны всех против всех. Сущее разделено в себе, вещество вселенной бурлит и пожирает само себя.
Мир наводнен индивидуумами, противоположенными друг другу. Пронизанный глубочайшими метафизическими противоречиями, атомизированный, он «неисцелим».
Соловьев называет его «тяжелым и мучительным сном отдельного эгоистического существования».
Причиной такой расколотости философ полагает «грех индивидуации», метафизический эгоизм, которому подвержено всё живое. И грех этот — первородный: всякое существо уже родится во зле, и по отношению ко всякому существу зло есть «нечто данное, роковое и невольное, а никак не его свободное произведение».
В понимании материального бытия как расщепленного Соловьев следует Артуру Шопенгауэру с его principium individuationis — принципом индивидуации, коренным злом природы, князем сего подлунного мира. Мира, в котором нет ничего вечного и цельного. Всё материальное живет по этому жестокому закону. Всё индивидуальное приговорено к взаимной вражде и страданию.
Правда, если для Шопенгауэра разделенность сущего — лишь видимость, иллюзия, сон — да, лишь сон мировой воли, чарующее представление! — то для Соловьева дело обстоит несколько сложнее.
Пусть мир — это сон, но кто видит его?
Не только индивид. Его видит и Бог. Не безличная мировая воля, не слепое бесконечное стремление — Бог, породивший сущее в полноте любви к нему!
Мы уже оговорились, что истина, по Соловьеву, заключена в божественном Всеединстве. Идея Всеединства — панацея, призванная исцелить разлагающийся мир. Правда, тут есть одно драматичное но.
Наверное, всем знакомо чувство, когда сон неотличим от реальности. Страшно, душно, хочется кричать. Вы пытаетесь выбраться, проснуться, но тщетно.
Так вот. Мир и есть сон, производное божественного сознания. Но этот сон обернулся кошмаром наяву. Эманирующая полнота божественного породила сознание, которое разотождествило себя со своим онтологическим носителем — Богом. Матрица взбесилась и сломалась.
Представьте великого ученого, которой грезил искусственным интеллектом и наконец создал его. Но ИИ возгордился, улетел на Марс, а там у него закончился какой-то жизненно важный ресурс, о котором он не подозревал раньше. И вот ИИ, вдобавок еще и затосковавший по родине — человечеству (допустим, ему вшили и эту функцию), — скорбит и пытается найти способ вернуться домой.
Примерно так дело обстоит и с Софией — мировой душой, и с человечеством. Согласно гностическим неоплатоническим воззрениям, Бог, порождая мир из собственной полноты, породил и мировую душу — эдакую метафизическую прослойку между ним и более грубой материальностью. Но что-то пошло не так…
Мировая душа, будучи образом и подобием божественной полноты и потому обладающая всем в мире, восхотела «обладать им от себя как Бог». Возжелала, «чтобы к полноте бытия, которая ей принадлежит, присоединилась и абсолютная самобытность в обладании этою полнотой». Так душа отделила «относительный центр своей жизни от абсолютного центра жизни Божественной» и утвердила себя вне Бога.
Незавидную судьбу мировой души повторяет и человек, будучи ее воплощением:
И здесь философ вынужден констатировать, что Божественное единство катастрофически подорвано. И подорвано прежде всего потому, что в самом Боге присутствует мэоническое, темное начало.
Что это за начало и почему всё так сложно? Продолжаем продираться сквозь дебри соловьевской метафизики.
Как появился мир множественного, если Бог един?
Главный тезис Соловьева: абсолютное не может существовать иначе, кроме как осуществленное в «своем другом».
«Свое другое» для абсолютного в данном случае — единое, переходящее во множественное. Так «сущее всеединое» порождает «становящееся всеединое».
Божественному единству, так как оно обладает свойством всеполноты, необходимо, чтобы множественные духовные существа, пребывающие в нем потенциально, получили «свою собственную реальную особность, ибо иначе силе божественного единства или любви не на чем будет проявиться… во всей полноте своей».
Можно пошутить, что божественное бытие склонно к полноте. Да, склонно. И эта склонность приводит к тому, что оно как бы выплескивается вовне, эманирует, рождая самостоятельность и волю, я, и вместе с тем — зло, неправду эгоизма, несчастье взаимной разделенности.
Теперь нетрудно понять, почему Соловьев считает, что божественное сущее доступно человеку напрямую, без рационального посредствования — сам человек есть его органичная часть. Пусть и отпавшая, свободная, злая.
«Что Бог есть — мы верим. А что Он есть — мы испытываем и узнаём», — пишет он. И никакие рациональные доказательства тут не срабатывают. Ибо действительное не выводимо из разума, рацио беднее породившей его полноты божественной истины и не может его собою покрыть. Действительность — всегда акт веры.
Бог — «Вечное Всеединое» или «Единое и всё» — заключает в себе всё сущее мира. Поэтому он выступает точкой сборки мира, животворящим смыслом, восприняв который, человеческий дух вступает на трудный путь исцеления мира, делания его целым, избавления от эгоизма. Это и есть процесс Богочеловечества.
Знание об этом «едином» есть припоминание. Припоминание своей духовности в некогда целостной истине, припоминание себя в Боге.
Этот путь есть любовь, как не трудно догадаться. Религиозное подвижничество. Латинское слово «религия» происходит от глагола religare — «связывать, соединять». Высшая миссия пробудившегося от эгоизма человека — вернуть миру божественное единство. Возлюбить всех, как самого себя. Человечество, некогда отпавшее от Бога, должно помочь ему наладить мировой процесс.
Христос соединил в себе две природы — божественную и человеческую, став Богочеловеком. Человечество также должно воплотить в себе идеал этого высшего единства — стать абсолютным, универсальным, стать Богочеловечеством. Помочь Святой Софии вернуться к Отцу.
На примере философской работы Соловьева с категорией Абсолюта хорошо видно, как «единое» рождает «многое» (из книги «Владимир Соловьев и философия Серебряного века» П. П. Гайденко), — специально для тех, кто давно хотел ощутить на себе, что такое «тяжелая» религиозная метафизика (кто не хотел, листайте дальше, там черти и скипидар):
И еще несколько слов о Софии. Разумеется, в истории метафизического становления мира у Соловьева фигура «несвятой» Святой Софии возникает не просто так: через нее выражена двойственность бытия. Всё духовное, рожденное полнотой божественного несет на себе его отпечаток — отпечаток до-бытийного единства. Оно едино в себе. Это второе после Бога единство и есть София, мировая душа, которая «содержит в себе и собою связывает все особенные живые существа или души». Она — проводница божественной мудрости в мир, целительница творения. Она же, как мы уже знаем, — великая бунтовщица, «матерь внебожественного хаоса», отверзающая бездну свободы перед человеком, «невеста Христова», сбежавшая из-под венца, падшая волшебница, превратившая «всемирный организм» в «механическую совокупность атомов».
София снова и снова является Соловьеву в видениях. Зовет его за собой из Лондонского музея, куда философ после защиты магистерской приезжает изучать мистическую литературу, в Египет.
И он повинуется ее зову. 1875 год. Соловьев уже в Каире. Путешествуя по Суэцкой пустыне в поисках племени, якобы хранящего древние каббалистические тайны, философ чуть не лишается жизни.
Бедуины, принявшие экстравагантного молодого человека в ночи за черта, едва не убили его, украли часы и испортили цилиндр.
В письме матери он сообщает, что был вынужден заночевать на голой земле.
В Египте Вечная женственность вновь посещает своего избранника:
Пережив умозрительные потрясения, философ возвращается в Россию, поступает доцентом на университетскую кафедру. Много интересного и важного еще предстоит ему открыть для себя и для мира. Он будет вступать в острую полемику по различным социальным вопросам, писать философские труды, углубляться в этическую, эстетическую, эсхатологическую проблематику, читать публичные лекции.
Интересно воспоминание об одном из соловьевских выступлений скептически настроенного ко всякому «умствованию» Л. Н. Толстого:
Не только для Толстого — для многих Соловьев оставался крайне противоречивой фигурой. Одни его почитали как пророка, другие ненавидели, третьи смеялись. Образ философа в самом деле был более чем эпатирующим. Но вместе с тем — не показным, органичным внутреннему миру этого сокровенного человека.
Племянник философа — С. М. Соловьев — рассказывал о его морском путешествии в 1898 году со слов приятеля дяди В. Л. Величко:
С какого-то времени у Соловьева появляется еще одна необычная привычка, которую он считал вполне невинной и даже полезной для здоровья и которая, по-видимому, приблизила кончину этого незаурядного человека, — речь о страсти к скипидару. Находя в нем универсальное средство от микробов и тараканов, Соловьев обрабатывал им свое жилище, прыскал в бумажник. Аромат «терпентинного масла» философ находил крайне приятным и даже посвящал ему поэтические строки:
Видимо, сказывались и многолетние спиритуалистические симпатии мыслителя: скипидар-де оберегал от злых духов.
Знакомые Соловьева — Маковский, Зинаида Гиппиус — утверждали, что Соловьев не только опрыскивался скипидаром, но и пил его.
Приведу напоследок слова Гиппиус о Соловьеве из книги поэтессы Ирины Одоевцевой:
Что ж, Гиппиус не удалось, а Соловьеву удалось.
Ему вообще слишком многое удавалось…
Источник: https://knife.media/vladimir-solovyev/
****************************************************************************************************
https://azbyka.ru/otechnik/Vladimir_Solovev/ — Православная библиотека
Владимир Сергеевич Соловьёв
Владимир Соловьев Н.О. Лосский
Владимир Соловьев Молитвы русских поэтов. XI-XIX. Антология
Об исповедании В.С. Соловьева свящ. Н. Колосов 0
Общие замечания. Владимир Соловьев прот. Василий Зеньковский
Очерк десятый. Владимир Соловьев С.А. Левицкий
Ф. Достоевский. В. Соловьев. H. Бердяев прот. Василий Зеньковский
Владимир Соловьев и Данте: задача христианской империи прот. Георгий Флоровский
Владимир Сергеевич Соловьёв(28.01.1853–13.08.1900)
Биография
Софии: https://proza.ru/2015/12/29/1586
Божественной! — https://proza.ru/2015/08/01/1917 (НАШ)
…всё, ушла. Надолго.
Плюс, моя статья о Вл.Соловьеве: https://proza.ru/2016/06/26/1675
Софийность философии Владимира Соловьева, 2015 г. НАШ
Для специалистов — Журнал «СОЛОВЬЁВСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ»//http://solovyov-studies.ispu.ru
…моя самая большая мечта сейчас — на три года! исчезнуть из сети Интернет… Ом.
)) НАШ