7 февраля — день рождения Александра Леонидовича Чижевского, одного из самых выдающихся деятелей нашего времени. Крупный ученый, основатель гелио- и космобиологии, художник, глубокий мыслитель-космист, он справедливо был назван «Леонардо XX века».

 

 

«В науке я прослыл поэтом,

Среди поэтов – я ученый,

Увы, не верю я при этом

Моей фортуне золоченой».

Так писал о себе Чижевский. Его называли «Леонардо ХХ века» за ряд фундаментальных открытий в биофизике, электрофизиологии, медицине, которые признаны во всем мире. Он стал пионером новой науки – космической биологии.

Выдающийся русский мыслитель, ученый, художник, поэт, ключевая фигура (наряду с Федоровым, Вернадским, Циолковским) русского космизма, основоположник ряда новых наук, оказавший огромное влияние на развитие философской, научной и технологической мысли двадцатого века. Был выдвинут на Нобелевскую премию, но под давлением советских властей отказался от ее получения «по этическим мотивам».

Действительный член более 30 академий и научных обществ Европы, Азии, Америки, Чижевский также известен как талантливый философ, поэт, художник, музыкант, оставивший потомкам богатое литературное наследие и около 400 пейзажей, написанных акварелью и маслом.

В Сорбонне – крупнейшем университете Европы среди барельефов великих мыслителей человечества находится и барельеф Александра Чижевского.

Один из основателей космического естествознания, основоположник космической биологии и гелиобиологии, он опередил свое время, определив во многом направление развития науки ХХI века. Некоторые его открытия, в частности, исследования , связанные с ранней диагностикой рака, наука не перешагнула до сих пор. Достаточно было бы только одного из них, например, открытия возможности управления химическими процессами при помощи электричества, чтобы имя его было вписано золотыми буквами в историю науки.

Несколько фактов из биографии Александра Чижевского:

Отец — Леонид Васильевич Чижевский, кадровый военный, артиллерист, в 1916 году получил чин генерал-майора. Мать — Надежда Александровна, умерла от туберкулеза, когда сыну не было еще и года. Воспитывали Сашу тетя (сестра отца) – Ольга Васильевна Чижевская-Лесли и бабушка Елизавета Семеновна Чижевская (кстати, внучатая племянница адмирала Нахимова).

В 1913 году глава семьи получил назначение в Калугу, где Александр поступил в частное реальное училище Ф.М. Шахмагонова.

Сначала он мечтал стать профессиональным художником или литератором, но затем серьезно увлекся наукой. Результатом этого увлечения стало написание в 1908 — 1909 годах «трактата» «Самая краткая астрономия д-ра Чижевского, составленная по Фламмариону, Клейну и др.».

К 1914-1915 годах относится важный факт, определивший всю дальнейшую жизнь Чижевского. В начале апреля 1914 года он познакомился с Константином Эдуардовичем Циолковским. Отношения эти, начавшиеся как отношения учителя и ученика, с годами переросли в дружбу.

1916 год: в разгаре Первая мировая. 19-летний Александр отправляется добровольцем на фронт. За храбрость получает солдатский Георгиевский крест. После ранения демобилизуется.

В 1917 году окончил археологический институт и защитил диссертацию на тему «Русская лирика ХVIII века». В 1918 представил на историко-филологический факультет Московского университета и защитил диссертацию на степень доктора всеобщей истории «Исследование периодичности всемирно-исторического процесса», которая спустя шесть лет была изложена в книге «Физические факторы исторического процесса». Уже в 21 год Чижевский — доктор наук. А в 24 он становится профессором Московского Археологического института.

Александр Леонидович прославился двумя крупнейшими открытиями. Первое — создание космической, или гелио-, биологии — науки о зависимости жизни и здоровья от колебаний активности Солнца. Второе — открытие в 1919 г. биологического и физиологического действия униполярных аэроионов, а затем — всесторонняя разработка этого открытия применительно к медицине, ветеринарии, сельскому хозяйству, индустрии, строительству зданий и т. д.

Однако новаторские идеи Чижевского восприняли не все. Его обвиняли в мракобесии, называли солнцепоклонником…

А он продолжал заниматься наукой, писать стихи и удивительные пейзажи. Знатоки говорят, он был незаурядным поэтом и художником. Дружил с Буниным и Брюсовым. Выпустил два поэтических сборника: «Стихотворения» (1915) и «Тетрадь стихотворений» (1919), а также трактат «Академия поэзии». Уже в постсоветское время увидела свет книга избранных стихотворений Чижевского – «Бесконечности». Написал более ста картин (в основном, пейзажей), которые продавал, а средства шли на проведение научных опытов.

Чижевский умер 20 декабря 1964 года и погребен на Пятницком кладбище в Москве. Никаких помпезных памятников. Скромная плита с годами жизни: его и Нины Вадимовны, она пережила мужа на 18 лет.

В 1965 году Академия наук СССР образовала специальную комиссию, которая занялась изучением архивов ученого. Она принципиально подтвердила научное значение многих направлений исследования Чижевского.

(Использованы материалы с сайта «Космический мир»)

Подробнее: http://svpressa.ru/society/article/53026/

************************************************

O его поэтической и человеческой судьбе.

Александр Леонидович Чижевский родился 7 февраля 1897 года в посаде Цехановец Бельского уезда (теперь это территория Польши). В Цехановце тогда квартировала одна из батарей 4-й артиллерийской бригады, в которой служил его отец – капитан Леонид Васильевич Чижевский.

Мать Саши, Надежда Александровна, принадлежала к старинному роду выходцев из Голландии, переселившихся в Россию во времена Петра I. Через год после рождения единственного сына она умерла от туберкулеза в Италии.

Лишившись матери во младенчестве, Шура (так звали мальчика в семье) не был обделен нежной заботой и лаской. Родная сестра отца, Ольга Васильевна Чижевская – Лесли, заменила маленькому племяннику мать. Переехав на постоянное жительство к брату, она до конца жизни оставалась рядом с ним и со своим воспитанником. Александр Чижевский писал:

«Она стала второй, настоящей, действительной матерью, и этим священным именем я называл ее всю жизнь. Она воспитала меня, вложила в меня всю душу, все свое чудеснейшее сердце редчайшей доброты человека и умерла на моих руках».

Леонид Васильевич всячески поощрял любознательность мальчика. Не жалея средств, создавалась домашняя химическая и электрофизическая лаборатория, оснащенная всем доступным оборудованием и приборами. К услугам Шуры была богатейшая библиотека отца. Да и сам Александр, еще в юном возрасте, стал формировать свою библиотеку, не уступая отцу в числе приобретаемых книг. В 10 лет он уже составил свой первый компилятивный труд, который назывался «Популярная космография по Клейну, Фламмариону и другим»

Свои ранние годы жизни мальчик вместе с отцом, бабушкой и тетей провел в местах квартирования артиллерийских частей. В основном это были небольшие польские города, несколько месяцев жили в Подольске Московской области и в Париже.

Помимо этого, они много путешествовали, знакомились с культурой Греции и Египта. Ежегодно до 1906 года Шуру вывозили за границу в Италию и Францию, чтобы поправить здоровье.

Мальчик обладал чрезвычайно чуткой нервной системой и ощущал все это, что обычно является невеселой привилегией пожилого возраста. Его организм болезненно реагировал на изменение погоды и другие факторы за день-два до этого. Близкие Шуры очень беспокоились за его здоровье, а сам он впоследствии смотрел на это как экспериментатор и аналитик. Он сначала на себе, а затем и на знакомых-добровольцах изучал природу этих воздействий, следил, как влияют на самочувствие процессы, происходящие на Солнце.

С раннего детства тайной страстью Шуры были стихи. Ему стоило большого труда удержаться от слез, когда он слушал или читал хорошее стихотворение. Одно из них, «Птичка божия не знает ни заботы ни труда», по его словам «затрагивало какие-то глубокие недра души. И вдруг душа приходила в страшное волнение и начинала светиться нежным, голубым светом. Ей становилось и грустно, и радостно одновременно, и чувство любви ко всем и ко всему в мире охватывало все мое существо. Я прощал мелкие обиды, нанесенные мне старшими, я давал обещание сделаться лучше и никого не обижать и наслаждался спокойствием, которое водворялось в мой пылкий, неукротимый нрав».

Сочинять стихи Шура начал с шестилетнего возраста к семейным праздникам. А когда вирши давались с трудом, он предпочитал им рисунки цветными карандашами или вышивки по канве ярким шелком. Это доставляло ему большое удовольствие. Только в четырнадцати-пятнадцатилетнем возрасте он по-настоящему пристрастился к писанию стихов, нередко даже в ущерб другим занятиям.

«Эти годы я всегда вспоминаю с особым удовольствием. Я провел их, непрерывно и сладостно мечтая и формируясь духовно. Это были годы упоения искусствами: поэзией, живописью и музыкой. Все получалось у меня необыкновенно плохо, но само творчество пленило меня, погружая в сладостные состояния впервые прозревающей нечто души».

Свои ощущение во время творческой работы Александр описывал так:

«…Я всегда горел внутри! Страстное ощущение огня – не фигурального, а истинного жара было в моей груди. В минуты особых состояний, которые поэты издревле называют вдохновением, мне кажется, что мое сердце извергает пламень, который вот-вот вырвется наружу. Этот замечательный огонь я ощущал и ощущаю всегда, когда меня осеняют мысли или чувство заговорит».

Об одном из источников вдохновения, полученного в раннем детстве, Чижевский вспоминал:

«Рассказы и сказки няни, а через год-другой и бабушки сделали свое дело: я полюбил фантастический мир, но для меня на всю жизнь остался действенным и мир страха.

С возрастом я научился отчасти побеждать этот страх, но навсегда сохранил любопытство, большой интерес к темноте, люблю всматриваться в нее, ища в ней чего-то… Она влекла меня, как влечет глубина, пропасть, бездна, и я с сердечным трепетом предавался ей, хотя всегда чувствовал в ней нечто враждебное мне».

Пытаясь найти причину этому состоянию, Чижевский делает предположение, что это «атавистическое переживание далекого прошлого человечества или смутное ощущение некоего истинного, хотя и скрытого от нас мира».

Вместе с тем он замечает, что в ночной тишине наши чувства «особенно обостряются, органы чувств как бы удлиняются или даже разливаются по окружающему нас темному пространству, нам становится доступным то, что днем лежит за пределами нашего восприятия». Семнадцатилетним юношей он писал:

Острее чувства темной ночью.
Как далеко разлился слух…
И, если я глаза закрою
И думы брошу вдалеке, —
Я говорю со всей землею
В моем пустынном уголке…

Родители поощряли мальчика в его научных и поэтических поисках, создавали условия для развития таланта. Позднее ученый вспоминал:

«В детстве и юности я был избалован бытовыми условиями. Большая квартира в 8-10 комнат, в которых жили три человека, отдельная комната у меня с глухими дверьми и портьерами, скрывающими шумы и звуки почти при постоянной и полной тишине в квартире…все это позволяло мне развивать свои поэтические способности…

С раннего детства я любил громко читать стихи, прислушиваясь к звучанию, к мелодии строфы, и таким образом невольно развивал у себя вкус к поэтической музыке. Будучи одаренным музыкантом, все же не сразу мог понять все тонкости в звучании слова и много работал над собой, читая часами вслух великих поэтов. Затем начинал обычно сам вслух импровизировать, чаще всего очень громко, стоя или ходя быстро по комнате, и сопровождал свои импровизации соответствующей жестикуляцией».

Тетя, Ольга Васильевна, всячески оберегала его в эти часы, никого к нему не пускала. Она не позволяла мешать ему, если он импровизировал на рояле или на скрипке или сочинял стихи.

Отец же, заставая сына за сочинительством, советовал:

«Если хочешь быть настоящим поэтом, прежде всего надо учиться, учиться и учиться. Надо многое изучать и очень многое прочесть. Надо много работать, трудиться и не лениться! Вот, например, ты ленишься при изучении латыни! Какой же из тебя выйдет поэт, если ты не будешь читать в подлинниках великих римских поэтов – Лукреция, Овидия.

Отрывки из этих поэтов надо знать наизусть, как знали их, наверное, Гете, Байрон, Пушкин! Греческий также идет у тебя туго, а между тем великие поэты читали Гомера в подлиннике! Нет, дружок, надо работать, много, много работать».

На другой день отец привозил сыну какую-нибудь книгу по теории поэзии или классическое произведение.

Любовь к единственному в семье ребенку не была слепой. Позднее Чижевский писал:

«Дисциплина поведения, дисциплина работы и дисциплина отдыха были привиты мне с самого детства… Полный достаток во всем и свободная ненуждаемость в детстве не только не изменили этих принципов, но, наоборот, обострили их. С детства я привык к постоянной работе».

Чижевский родился в генеральской семье, лет в семнадцать познакомился с Константином Эдуардовичем Циолковским, был знаком с Буниным и Брюсовым, первый сборник стихов издал в 1915 году, второй – в 1919. В 1917 году окончил Московский археологический институт, защитил диссертацию на тему «Русская лирика ХVIII века». На следующий год защитил диссертацию на степень доктора всеобщей истории «Исследование периодичности всемирно-исторического процесса», став доктором наук в 21 год. В возрасте 24 лет получил звание профессора Московского археологического института. В начале тридцатых годов была учреждена Центральная научно-исследовательская лаборатория (ЦНИЛИ), директором которой стал А. Л. Чижевский, однако в результате травли и доносов со стороны «марксистски подкованных ученых» (в первую очередь академика Б. Завадовского) в 1936 году ее закрыли.

В 1942 году Александр Леонидович Чижевский был арестован, провел в лагерях 8 лет, до 1958 года жил в Караганде (первые 4 года – на поселении), в 1958 вернулся в Москву, где скончался в 1964 году. Похоронен в скромной могиле на Пятницком кладбище. Настоящий памятник Александру Чижевскому – этому «Леонардо ХХ века» – установлен в Сорбонне, его барельеф высечен среди барельефов величайших ученых человечества.

О беспредельном этом мире
В ночной тиши я размышлял,
А шар земной в живом эфире
Небесный свод круговращал.

О, как ничтожество земное
Язвило окрылённый дух!
О, как величие родное
Меня охватывало вдруг!

Непостижимое смятенье
Вне широты и долготы,
И свет, и головокруженье,
И воздух горной высоты.

И высота необычайно
Меня держала на весу,
И так была доступна тайна,
Что я весь мир в себе несу.

Там, притаившись на мгновенье
В испуге свёрнутым клубком,
Трепещут тени, как виденье,
И снова катятся, как ком!

Они летят стремглав в низины,
Вытягиваются и дрожат,
Врезаясь в чащи и стремнины,
Тревожа сон нагорных стад.

А солнце гонится за ними
Всё дальше, глубже, в тьму долин,
Вбивая стрелами своими
Во мрак победоносный клин.

Туман редеет вдоль потока,
И тени мечутся на нём,
Как бы прибежища у рока
Ища меж влагой и огнём.

Но луч всесветный, всемогущий,
Разящий в мраке и во мгле,
Влетит в последние их кущи
И тени пригвоздит к земле!
1917

РАСТЕНИЯ
Какой порыв неукротимый
Из праха вас подъемлет ввысь?
Какой предел неодолимый
Преодолеть вы задались?

В пустынях экваториальных,
В полярных стужах и снегах,
Сквозь пыток строй первоначальных
Одолеваете вы прах.

Кому здесь не дано покоя,
А лишь волнение дано,
Тот знает истину: живое
Затем, чтоб мыслить, рождено.

И в шёпоте листов неясном
Тому слышна живая речь,
Кто в мире злобном и пристрастном.
Сумел свой слух предостеречь.

О, этот слух мы возлелеем,
Чтоб ваш ответ дошёл живым:
«Мы чувствовать, страдать умеем,
Мы мыслить – сознавать хотим!»
1917

К. Э. Циолковскому
Привет тебе, небо,
Привет вам, звёзды-малютки,
От всего сердца
И помышления.

Вечно вы мерцаете в чёрно-синем небе
И маните моё одинокое сердце.
Сколько раз, стоя под вашими лучами,
Сняв шляпу и любуясь вами,
Я говорил земными словами
Вдохновенные речи.

И мне порой казалось,
что вы понимаете меня
И отвечаете мне своими
светло-голубыми лучами,
Вы – огромные огненные светила.
О жалкое безумие!
Разве огонь имеет душу?
Нет, нет – не то…

Но там, где в глубоких ущельях
бесконечности
Приютились планеты,
Может быть, там
Такой же жалкий и такой же
одинокий странник,
Обнажив голову, простирает руки
К нам, к нашему солнечному миру,
И говорит те же вдохновенные,
Те же вечные слова
Изумления, восторга и тайной надежды.
О, мы понимаем друг друга!
Привет тебе, далёкий брат во Вселенной!
1919
*  *  *
Жить гению в цепях не надлежит,
Великое равняется свободе,
И движется вне граней и орбит,
Не подчиняясь людям, ни природе.

Великое без Солнца не цветёт:
Происходя от солнечных истоков,
Живой огонь снопом из груди бьёт
Мыслителей, художников, пророков.

Без воздуха и смертному не жить,
А гению бывает мало неба:
Он целый мир готов в себе вместить,
Он, сын Земли, причастный к силе Феба
1921
*  *  *
В науке я прослыл поэтом,
Среди поэтов – я учёный,
Увы, не верю я при этом
Моей фортуне золочёной.

Мой путь поэта безызвестен,
Натуралиста путь тревожен,
А мне один покой лишь лестен,
Но он как раз и невозможен.

Хотел бы я ходить за плугом,
Солить грибы, сажать картошку,
По вечерам с давнишним другом
Сражаться в карты понемножку.

Обзавестись бы мне семьёю,
Поняв, что дважды два – четыре,
И жить меж небом и землею
В труде, довольствии и мире.
1935
*  *  *
Что человеку гибель мирозданья –
Пусть меркнет неба звёздная порфира:
Страшитесь же иного угасанья:
Мрак разума ужасней мрака мира!
1942 год. Челябинск
*  *  *
В смятенье мы, а истина – ясна,
Проста, прекрасна, как лазури неба;
Что нужно человеку? – Тишина,
Любовь, сочувствие и корка хлеба.
1942 год. Челябинск

ПРИМИРЕНИЕ
Катись, катись, родимая телега,
По древней, по просёлочной дороге.
С небес следит мерцающая Вега,
А мысли тонут в бесконечном Боге.

И вдруг душа, озлобясь, негодует
На этот мир… Но, исходя в томленье,
Вновь остывает… Свежий ветер дует
Навстречу мне! О, сладко примиренье!
1917, 1943 годы

ГЕМОНИИ
Один лишь Рим создать мог
эту мерзость –
Упадка Рим, Рим – цезарей, Рим – зверств.
Уже тогда над тёмной его славой
Сгущалась ночи стынущая мгла,
И день своей истории продлить
Ему уже никак не удавалось.
Ни Тацит, ни Виргилий, ни Гораций,
Ни Юлий Цезарь, ни Октавиан –
Ничем бесславное паденье Рима
Предотвратить, увы, уж не могли:
Величие оканчивалось там,
Где чёрствость сердца начиналась…
Где безрассудство попрекало ум,
Где разум уступал невеждам власть,
Где беззаконие вошло в закон.
Где ж были вы, великие умы?
Гемонии! Широкие колодцы
Со стенами отвесными, прямыми,
Вверх выбраться нельзя: уж таковы
Песчаником обложенные стены!
За городом в пустующих местах,
Как злое преисподней проявленье,
Они зияют нестерпимым смрадом,
И этот смрад удушливым потоком
Пустынную окрестность заливает.
Взгляните вниз – печальные останки:
Скелеты, черепа, грудные клетки,
Берцовые и бедренные кости,
Тазы, наполненные чёрной слизью,
Иссохшие чернеющие трупы,
И трупы в рваных, выцветших одеждах,
С лохмотьями и лоскутами мяса,
И мертвецы, распухшие, как бочки.
Вот – чёрный саван; золото волос
Горит на нём в луче звенящем Солнца,
Проникшем в полдень в сумрачную яму:
Льняные волосы так золотятся,
Как бы живущему принадлежат.
А вот и труп собаки жёлтой масти:
Полакомиться прыгнула сюда,
А выбраться никак уж не могла
И сдохла, разделив судьбу людскую, –
Бок о бок с человеком – его друг.
Но что-то шевельнулось в глубине…
Рука приподнялась и опустилась…
Он жив, он жив – преступник молодой:
За оскорбление сюда заброшен
Его величества – тирана Рима.
Десятый день без пищи и воды
Средь страшных мертвецов сосуществует,
В парах невыносимо сладких тлена,
Порою смотрит в голубое небо
И явь свою, как сон, воспоминает.
А ночью звёзды тонкими лучами
Глядят не наглядятся на могилы
Живых существ, и падает порой
Горючая слеза из глубины
Сочувствующей немощной вселенной…
Но ни одна горючая слеза
Ещё с небес на землю не упала,
И ни одна небесная звезда
Не покарала палача-владыку
И не сожгла мучителя-тирана.
А много, много уж тысячелетий,
Как люди все о чуде помышляют
И в небо смотрят с радостной надеждой.
Но тщетны все надежды человека!..
1943 год. Челябинск

БЕСКОНЕЧНОСТИ

Даны нам бесконечности на небе:
Пространство внеземное бесконечно,
И звёзд числа вовек не перечесть.
А на земном пределе беспредельны:
Пучиной вод – моря и океаны,
Песком зыбучим – жгучие пустыни
И жгучей скорбью – сердце человека.
18 февраля 1943 года. Челябинск

ГЁТЕ

История, не думая, тебе простит:
Пороки, слабости, ошибки, заблужденья
За сверхвеличие бессмертных дел твоих.
Но лишь двух слов простить не сможет – не простит:
Кровавых слов, начертанных, как осужденье,
Тобой на смертном приговоре: «Аuch iсh».
11 апреля 1943 года. Челябинск

***
Всё приму от этой жизни страшной –
Все насилья, муки, скорби, зло,
День сегодняшний, как день вчерашний, –
Скоротечной жизни помело.

Одного лишь принимать не стану:
За решёткою темницы – тьму,
И пока дышать не перестану
Не приму неволи – не приму.
12 апреля 1943 года

СТИХИЯ ТЬМЫ

Течёт таинственно живущего вода
Из вечной темноты в Земли ночное устье,
Свет – мимолётный миг, а вечность – темнота,
И в этой темноте томящее предчувствье.

Там Солнце чёрное на чёрных небесах
Свой испускает свет, невидимый и чёрный,
И в чёрной пустоте на чёрных же лучах
Летит в пространство весть о мощи необорной.

Там реки чёрные медлительно текут,
Меж чёрных берегов волнуются и плещут,
И зыби чёрные по лону вод бегут
И блики чёрные в невидимое мещут.

И мы все бродим там – мы те же и не те,
Как бродят призраки, видения, фантомы;
О, двойственная жизнь – очами в светлоте,
А умозрением – во мраке незнакомом.

Тьма, тьма везде! Эреб! Зияющая тьма!
Круженье чёрных звёзд и чёрных электронов.
В фантасмагории – безумие ума,
Но в том безумии – неистовство законов.
26 апреля 1943 года. Челябинск

***
Как сладостно не быть – распасться в вещество
Во прах, в материю, все помыслы утратить,
Все чувства потерять, и духа естество
Изъять из злобных и кромсающих объятий!..

Уйти в бездумный тлен! Сокрыться от лучей
Чёрносжигающего, чёрствого светила
И стать ничем, в безлунной тьме ничьей,
Дабы небытие всецело поглотило.

Ты был иль не был там, а сумма всё одна:
Чередование восторгов и забвений
На древнем кладбище, куда схоронена
Всеразъедающая горечь вожделений.
25 мая 1943 года. Челябинск

МЕРА ЖИЗНИ

Часами я сижу за препаратом
И наблюдаю жизни зарожденье:
Тревожно бьётся под живым субстратом
Комочек мышц – о, вечное движенье.

Движенье – жизнь. Сложнейший из вопросов.
Но все догадки – всуе, бесполезны.
Возникло где? Во глубине хаосов?
Пришло откуда? Из предвечной бездны?

Бессилен мозг перед деяньем скрытым:
Завеса пала до её предела:
Здесь времена космические слиты
В единый фокус – клеточное тело.

Я тон усилил до органной мощи
Катодной схемой, – слышу ритмы струек:
Несуществующее, а уж ропщет!
Неявленное, а уж протестует!

Должно быть, жизнь – заведомая пытка –
В зародыше предвидит истязанье:
В равёртыванье жизненного свитка
Звучит по миру жгучее страданье.

Но страшны тоны сердца, и тревога
За бытие земное не случайна.
Да, мера жизни – это мера Бога
И вечно недоступная нам тайна.
30 мая 1943 года

РАБ
(по Феогниду)

Гордо главы не носить порождённому в чёрной неволе:
Согнута шея раба, гнётся затылок его.
Нет, гиацинту и розе не цвесть на колючем бурьяне –
Так и свободным не быть жалкому сыну рабы.

СОКРАТ

Загадочны судьбы закрученные путы,
Темно грядущее, и правда далека:
Постичь тщету, перешагнуть века
И, славословя, выпить яд цикуты!
3 июня 1943 года. Челябинск

***
Орлиный ветер веет мне навстречу,
Плыву я к северу на утлом челноке.
Я на пути своём спасения не встречу
И не найду себе я друга вдалеке.

Там – одиночество. Там – тундры и туманы,
Болота зыбкие и Солнца круглый ход,
И непосильный труд, и новые курганы,
И жизни неминуемый исход.
15 июня 1943 года

***
Темно вокруг тебя, и страшно бытиё.
Благодари судьбу, а не пытай её.
Неверен солнца свет: всё – бред, всё – тлен: пойми!
И даже чёрный день как дивный дар прими.
31 октября 1943 года. Ивдель

***
Спокойствие души – ценнейший дар Земли,
Ненарушимое, возвышенно-благое, –
И размышления плывут, как корабли,
Из пристани ума в приволье мировое.

Там остров, среди бездн, умудренно – один
Парит в неведомом для смертного цветенье.
Там Истина живёт, как некий властелин,
В недосягаемом своём уединенье.
12 ноября 1943 года. Ивдель

ТЩЕТА

В необозримой урне мирозданья
Покоится таинственное море
Горючих слёз, пролитых на Земле…
Но тщетны все стенанья человека:
Они вспорхнут, как призраки, над бездной
В дымящихся, пылающих одеждах,
Над морем слёз взовьются высоко
И, растворясь, исчезнут во вселенной.
И море слёз, чистейших слёз людских,
Бескрылый их полёт не отразит.
15 ноября 1943 года

***
Немного любит тот, кто любит меру,
Рассчитывает каждый поцелуй,
Кто страсти пыл готов принять на веру,
Но не коснись, не требуй, не тоскуй.

Как осторожен тот, кто мало любит,
Соизмеряет ласки и слова.
Пародия любви его осудит:
Он лжёт любви и любит ли едва?

Любовь – вне меры: пламень вдохновенный
Охватит душу и сожжёт дотла.
Но как измерить глубину Вселенной?
Но как зажечь потухшие тела?
1943

ЧЕЛОВЕКУ

Подобно Прометею
Огонь – иной огонь –
Похитил я у неба!
Иной огонь – страшнее всех огней
И всех пожаров мира:
Я молнию у неба взял,
Взял громовые тучи
И ввёл их в дом,

Насытил ими воздух
Людских жилищ,
И этот воздух,
Наполненный живым Перуном,
Сверкающий и огнемётный,
Вдыхать заставил человека.

Сквозь лёгкие, через дыханье
Провёл его я в кровь,
А кровь огонь небес
По органам и тканям
Разнесла, и человек
Преображённый ожил!

Один лишь раз в тысячелетье,
А то и реже
Равновеликое благодеянье
У природы
Дано нам вырвать.

Вдыхай же мощь небес,
Крепи жилище духа,
Рази свои болезни,
Продли своё существованье,
Человек.
1918 год. 23 марта 1945 года. Кучино

***
Ракушку принёс я с берега морского,
Вычистил её и положил на стол,
И поёт она средь шума городского
Песню мне о том, как волны лижут мол,
Как дымится моря пена золотая,
Чтоб вселить веселье в мрак морского дна.
9 мая 1945 года, Кучино

НАСТУПЛЕНИЕ МИФОЛОГИЧЕСКОЙ НОЧИ

Sal equis rep ressit
Ungulis volantibus
Квинт Энний

Лишь только знак подаст Юпитер,
Как будет тьма и тишина
В пространствах неба необъятных
Немедленно учреждена.

Так Солнце – жгучий повелитель
Золотолитых наших дней,
Удержит звонкоогненогих
И проницающих коней.

И пригвоздит морские бури
Трезубцем к лону вод Нептун;
Утихнет мировое море,
Погаснут плески звёзд и лун.

Всё остановится в природе:
Прервётся трав и листьев речь,
И ветер сложит свои крылья,
И реки перестанут течь.
1945 год. Кучино

22 ФЕВРАЛЯ 1950 ГОДА

Рок тяготеет над всем,
Мною свершённом в труде:
Мысли, картины, стихи,
Трезвой науки плоды –
Всё исчезает как дым,
Всё превращается в прах,
Будто трудился не я,
Будто созданья мои
Снятся кому-то во сне,
Вместе со мной – их творцом.

 

Памятник Чижевскому в Калуге.

Калуга в жизни Александра Чижевского занимает особое место. Здесь он окончил частное реальное училище, в котором впервые встретился с Константином Эдуардовичем Циолковским.

В 1913 году дивизион, в котором служил отец, перевели в Калугу, и семья переехала. Здесь-то, годом позже, произошло событие, во многом определившее будущее Александра Чижевского: однажды директор гимназии привел в класс К. Э. Циолковского. Мир небесных светил притягивал Чижевского с детства. Еще в 1905 году вместе с отцом он побывал в парижской лаборатории Камиля Фламмариона — крупнейшего популяризатора астрономии. Фламмарион настроил телескоп — и мальчик впервые увидел звезды. Результат: в десятилетнем возрасте Саша Чижевский пишет «Популярную космографию».

Много лет спустя он вспоминал: «Во всякую погоду в 9 часов утра, не пропуская ни одного дня, я выносил телескоп на двор или на балкон и тщательно со всеми подробностями зарисовывал солнечные пятна. Записывал в дневник замеченные за сутки или двое суток изменения. Все книги о Солнце, которые нашел я в библиотеке отца, в Калужской городской библиотеке, были мною добросовестно изучены. Мои запросы… полетели в книгохранилища разных городов». Едва ли не в детстве у него зародилась мысль о воздействии процессов, происходящих на Солнце, на земную жизнь — не только на биосферу, но и на социальные явления. Роясь в летописях, он отметил, что войны, бунты, моровые поветрия происходят при особых небесных знамениях — можно ли назвать это совпадением? С этими вопросами, спустя два года после первой встречи, Чижевский пришел к Циолковскому. Тот задумался, а потом, постучав себя по лбу, спросил: «А как же быть с этим? Человек-то наделен свободой воли! Но было бы, несомненно, совершенно непонятно, если бы такого действия не существовало. Такое влияние, конечно, существует и спрятано в любых статистических данных, охватывающих десятилетия и столетия. Вам придется зарыться в статистику. Собирайте побольше фактов. Но не вылезайте раньше времени. Вас сотрут…»

Для Чижевского было очень дорого внимательное отношение Циолковского к его поискам и исследованиям. Чижевский писал:

«От встреч и разговоров с ним… я всегда получал огромное удовольствие. Он часто высказывал мысли совершенно необыкновенные и удивительные – о космосе, о будущем человечества, мысли, о которых нигде нельзя было прочитать или услыхать. Он сам был носителем новых идей, простых по форме и гениальных по существу».

Вторым советом «не высовываться» Чижевский пренебрег: уже через год он представил в Московский университет диссертацию на степень доктора всеобщей истории «Исследование периодичности всемирно-исторического процесса». Концепция Чижевского сводилась к следующему: циклы солнечной активности проявляют себя в биосфере, изменяя жизненные процессы, начиная от урожайности и кончая психической настроенностью человечества. Это сказывается на динамике исторических событий — войн, восстаний, революций, политико-экономических кризисов и т. д. В вышедших позднее книгах Чижевский приводит убедительное сопоставление статистики эпидемий, динамики преступлений, самоубийств, голодных бунтов и тому подобных событий с солнечной активностью. В них явно просматривается 11-летняя периодичность, характерная для Солнца. Его оппонентами были известные ученые-историки С. С.Корнеев и С. Ф.Платонов.
Однако открытие Чижевского многими было воспринято в штыки. Так, К. А.Тимирязев безапелляционно заявил: «Больший бред трудно себе представить!» На это С. Ф.Платонов резонно возразил: «Мы имеем дело с аномальным явлением. Оценить его мы не можем — эрудиции не хватает». Искомая степень была присуждена. В 1920 году обобщенные Чижевским результаты большой экспериментальной работы были разосланы ряду крупных ученых. В том числе Сванте Аррениусу, шведскому академику, Нобелевскому лауреату и директору Нобелевского института. Вскоре от него вместе с положительным отзывом поступило приглашение поработать вместе. Увы, ни эта, ни другие зарубежные командировки так и не состоялись.

 

«…плюс аэроионизация всей страны»

Чижевский хорошо понимал причину неприятия крупными учеными его идеи о воздействии солнечных процессов на земную биосферу и общество. Ведь одно дело — выявить их согласованность во времени, а совсем другое — назвать физический механизм такого воздействия. Внимание ученого привлекли электрические заряды в воздухе. С 1918 года в Калуге он в течение трех лет проводил экспериментальные исследования в области аэроионизации. Опыты дали четкий результат: отрицательно заряженные ионы воздуха благотворно влияют на живые организмы, а положительно заряженные действуют противоположно. Итак, кандидат на роль передаточного звена от Солнца к биосфере найден. Ведь интенсивность потоков ионизированной плазмы из недр Солнца (их позже назовут солнечным ветром) изменчива: в годы активного Солнца она возрастает в сотни раз. Это была всего лишь гипотеза, хотя и перспективная. До открытия и начала изучения солнечного ветра и магнитосферы Земли оставалось 40 лет.

Позднее Чижевскому удалось оформить авторское свидетельство на аэроионизатор для получения легких аэроионов, известный сейчас как люстра Чижевского. Она должна была помочь людям с ослабленным здоровьем, шахтерам, работающим в атмосфере, бедной аэроионами, да и вообще была незаменима для профилактики заболеваний. К знаменитому лозунгу Ленина «Советская власть плюс электрификация всей страны» он прибавил «и плюс аэроионизация всей страны» — не меньше!

Его работы оценены: он избран действительным членом 18-ти академий мира, в том числе почетным членом Академии наук США как основатель гелиобиологии, стал почетным профессором университетов Европы, Америки, Азии, академиком Тулонской академии (1930). В 1931 году его награждают премией Совнаркома СССР и премией Наркомзема СССР. Учреждается Центральная научно-исследовательская лаборатория ионизации (ЦНИЛИ) с рядом филиалов, ее директором становится Чижевский. А в 1938 году его приглашают на работу в качестве научного руководителя по аэроионификации строящегося Дворца Советов.

 

ГУЛАГ вместо Нобелевки

Однако лаборатория проработала недолго. Непонимание оппонентов? Как раз напротив — Чижевского наконец поняли: его концепция не учитывает марксистского учения о классовой борьбе как главной движущей силе истории! О каком влиянии Солнца можно говорить, если «верхи не хотят, а низы не могут жить по-старому»?! В 1935 году в «Правде» появилась статья под заголовком «Враг под маской ученого», в которой Чижевского прямо обвиняли в контрреволюции.

В сентябре 1939 года в Нью-Йорке состоялся Первый Международный конгресс по биологической физике и космической биологии. И хотя Чижевского не выпустили за границу, он был заочно избран почетным президентом конгресса. От имени конгресса в Нобелевский комитет был направлен меморандум о научных трудах Чижевского. Именно в этом меморандуме его назвали «Леонардо да Винчи XX века».
Чижевский отказался от выдвижения на Нобелевскую премию «по этическим мотивам», но от новой волны доносов это его не спасло. 21 января 1942 года он был арестован. Русскому «Леонардо» дали десять лет.

 

 

Всюду — жизнь, всюду — наука

Свой срок Чижевский отбывал сначала в Ивдельлаге Свердловской области, а с 1945 года в Карлаге в степях Казахстана. Его спасли два человека. Первый — Нина Вадимовна Енгельгардт, его будущая жена. Они встретились в 1947 году под Карагандой, ей было 42 года, ему — 50. В разговоре он обмолвился: «Мой друг Вадим Платонович Енгельгардт… Ну, да Вы не знаете!» Она упала в обморок. Это был ее отец. И второй его спаситель — начальник, как-то спросивший: «Ты ведь врач, умеешь в медицине?» — и переведший его в «шарашку». Вышел срок — начались восемь лет ссылки в Караганде. Но и там Чижевский умудряется заниматься наукой.

Заключенные должны были носить на фуражке, спине и коленях нашитые номера. Ученый категорически отказался следовать этому правилу, унижающему человеческое достоинство. Карцер, побои — ничто не помогло — и начальство махнуло на него рукой. А клиническую лабораторию при лагерном госпитале профессор превратил в научное учреждение. Он изучал структуру крови и механизм ее движения по сосудам, их связь с электричеством организма и окружающей средой. Позже будут недоумевать, как удалось провести серию уникальных исследований за колючей проволокой, без специального оборудования! Но ведь еще знаменитый Фарадей говорил: «Настоящий ученый сможет провести эксперимент, соорудив прибор из палочек, веревочек и собственной слюны». А Чижевский «выкинул еще один номер»: когда кончился срок ссылки, он обратился к начальству с просьбой разрешить ему остаться, чтобы закончить начатые эксперименты.
Полностью реабилитирован Чижевский был только в 1962 году. По возвращении в Москву и до конца жизни (1964) был научным консультантом и руководителем лаборатории «Союзсантехника».

Он дожил до спутника и полета Гагарина. В 1974 году в московском Политехническом музее прошел вечер памяти Чижевского. Выступали его коллеги-биологи, вдова Нина Вадимовна, корреспонденты центральных газет. По крупицам складывался портрет этого гиганта, которому все было интересно, все под силу. Никакая власть не могла выбить из-под его ног почву, и никакие беды не могли заслонить от него свет Солнца.

Подробнее: http://www.oracle-today.ru/articles/2151/

Он первым из ученых установил зависимость поведения человеческих масс, вспышек, эпидемий, увеличения числа катастроф от 11-летнего цикла солнечной активности.

Чижевский подсчитал, что на годы минимальной солнечной активности приходится всего 5% массовых движений, тогда как на периоды максимальной активности – 60%. Именно в годы активного Солнца происходили знаменитые революционные события во Франции, годами интенсивного пятнообразования являлись 1905 и 1917 гг. (Теперь мы можем прибавить к ним 1941 год и начало перестройки).

Структурами, реагирующими на изменение солнечной активности, являются нервные центры человека, они напрямую связаны с энергией центрального светила. Ученый доказал, что стихийные изменения процессов на Солнце влекут за собой изменения в органах высшей нервной деятельности, а это существенно влияет на поведение всего человечества.

Чижевский–поэт в стихотворении «Галилей» это выразил так:

«И вновь, и вновь взошли на Солнце пятна,
И омрачились трезвые умы.
И пал престол, и были неотвратны
Голодный мор и ужасы чумы.
И вал морской вскипел от колебаний,
И норд сверкал, и двигались смерчи,
И родились на ниве состязаний
Фанатики, герои, палачи!»

Получается, что наше поведение полностью зависит от Солнца? В таком случае, в войнах и бунтах больше виновата солнечная активность, чем мы с вами. Разве не так?

Солнце не принуждает нас делать то-то и то-то, оно лишь дает энергетический толчок, побуждающий делать что-нибудь. Поскольку человечество чаще всего идет по линии наименьшего сопротивления, то оно погружает себя в океаны собственной крови. Однако такой исход совсем не обязателен.

История знает примеры, когда пик солнечной активности способствовал религиозным движениям, строительству, реформам, расцвету парламентаризма.

Если энергетический подъем масс правильно направить, он может служить благородным целям, способствовать развитию коллективных видов творчества (например, театра, кино и других искусств). Энергетический всплеск может использоваться для организации научных экспедиций, строительства прекрасных сооружений,

он может найти выход в спортивных состязаниях. Уж лучше спорт, чем кровавая бойня. Правильный подход к этим вопросам помог бы избежать многих социальных катастроф.

В мае 1918 года Александр Чижевский защитил докторскую диссертацию на тему «О периодичности всемирно-исторического процесса». В ней он показывал, как циклы солнечной активности влияют на различные жизненные процессы, начиная от урожайности растений и кончая психическим состоянием человека. Тогда, в 1918 году, из-за сложности политической обстановки, на защите мало кто присутствовал, и она не вызвала заметного отклика. Но когда в 1924 году Чижевский издал в Калуге отдельные положения своей докторской диссертации, критика обрушилась на него со всех сторон. Ученый писал:

«Сразу же ушаты помоев были вылиты на мою голову. Были опубликованы статьи, направленные против моих работ. Я получил кличку «солнцепоклонника» – ну, это еще куда ни шло, но и «мракобеса».

Это был очень тяжелый момент в жизни молодого исследователя.

Моральная поддержка, как всегда, пришла от старшего друга и учителя К.Э. Циолковского. Он откликнулся на этот труд благожелательной рецензией, опубликованной в Калужской газете «Коммуна».

В последующие годы Чижевский издал ряд статей по теме влияния солнечной активности. Они выходили под редакцией первого наркома здравоохранения Семашко. За это редакторство он навлек на себя недовольство Сталина, которому была доложена суть работ в грубо извращенной форме. Но после личного разговора генсека с Семашко дело уладилось без каких-либо последствий.

Занимаясь научными исследованиями, Александр Чижевский не оставляет поэзию, живопись, музыку. Он возглавляет Калужское отделение Всероссийского союза поэтов и является председателем Калужского отделения Ассоциации изобретателей.

Первые уроки живописи Шура получил еще в раннем детстве, в Парижском салоне у художника Нодье, бывшего учеником известного импрессиониста Эдгара Дега. Художник сразу оценил способности мальчика и говорил родителям, что у него замечательное чувство цвета.

В 20-е годы Чижевскому пришлось писать картины для товарообмена, чтобы содержать животных при проведении научных экспериментов. Вот как он сам об этом рассказывал:

«В тот же день я приступил к писанию пейзажей на любимые крестьянами темы: сенокос и рубка леса. Я уже имел в этом отношении опыт: весной 1918 года я обменял на продукты несколько своих картин, писанных маслом…

Художник я был в то время не весть какой важный, но работал быстро и мог написать маслом пейзаж размером в один квадратный метр в два дня».

В воспоминаниях Чижевского нет напыщенности, стремления приукрасить и выставить себя в выгодном свете. Напротив, в его отношении к себе и своему творчеству нередко проскальзывают юмор и здоровая самокритичность.

Будучи естествоиспытателем, Александр глубоко погружался в изучение природы. В своих воспоминаниях о Циолковском он пишет:

«У нас никогда не было свободного времени, когда мы могли бы заняться ну хотя бы просто созерцанием природы… Мы и в этом созерцании были взволнованы и всегда заняты наблюдением. Каждая букашка, каждая мошка, каждый листик, каждая травка являлись нам величайшей загадкой, и наш мозг пытливо работал над ней… чаще всего бесполезно. Но иногда нам везло – мы делали некоторые обобщения».

Ученый видел «большую долю истины» в старой мысли, высказанной еще Бэконом: «Природой можно повелевать, только подчиняясь ей».

Еще в начале XX века Чижевский был знаком со многими литературными деятелями. Бывая часто в Москве, где он посещал литературно-художественный кружок, молодой ученый встречался с писателями и поэтами Леонидом Андреевым, Алексеем Толстым, Маяковским, Куприным, Буниным и другими. В 1920 году он общался с Горьким и Брюсовым, которых заинтересовали космические проекты Циолковского и идеи Чижевского. В этом же году он был назначен Брюсовым и Вячеславом Ивановым на должность председателя Калужского отдела ЛИТО Наркомпроса. Это была своеобразная материальная поддержка молодого поэта и естествоиспытателя, к которому Брюсов относился с большой симпатией и поэтический дар которого высоко ценил.

 

****************************************************

Доктор медицинских наук, профессор Владимир Ягодинский, один из немногих наших современников, кто лично знал Александра Чижевского. Он живет в Москве. Ему 84 года. Но он ясно помнит, как 38 лет назад впервые встретился с этим незаурядным человеком, и как эта встреча во многом определила его судьбу.

Ягодинский опубликовал более шести десятков книг и монографий, многие из которых посвятил своему учителю. Он является основателем и директором Международного института космотворчества, главная цель которого — изучение научного и художественного наследия А.Л.Чижевского.

Некоторыми своими воспоминаниями Виктор Ягодинский поделился с корреспондентом «СП»:

— Чтобы было понятно, почему нас с Чижевским судьба свела, расскажу немного о себе. Я 1928 года рождения. Окончил единственную в мире военно-морскую медицинскую академию в Ленинграде (тогда). Двадцать пять лет служил на кораблях и в частях ВМФ. В начале 60-х меня с санитарно-эпидемическим подвижным отрядом направили в город Советская Гавань (это на Дальнем Востоке, немного выше Сахалина). И занимался я там клещевым энцефалитом. Для населения Дальнего Востока, Сибири, да и ряда районов европейской части клещевой энцефалит представляет большую угрозу. Примерно в половине случаев он приводит, если не к смерти, то к тяжелому параличу. Я как раз работал над кандидатской диссертацией, которая называлась «Эпидемиологические особенности клещевого энцефалита в Северном Приморье». И вот однажды — это было уже в 62-м году — мне пришлось ехать по делам в Ленинград, по дороге в поезде я купил журнал «Наука и Жизнь». Этот журнал тогда возглавляла дочь Никиты Хрущева — Рада. Возможно, благодаря ей, возможно, потому что в стране на тот момент была «оттепель», но именно там впервые в позднее советское время появилось имя Чижевского. Правда, то, что я там прочитал, меня возмутило: а написано там было, что Солнце влияет на инфекции, даже на чуму, что вспышки болезней и эпидемии якобы зависят от солнечной активности. По приезде в Ленинград я вылил свое недовольство в разговоре с одной женщиной, доктором наук, которая, как и я занималась цикличностью (фактически моя диссертация ставила вопрос: почему мы в один год имеем всплеск болезни, в другой – нет). Высказался в том плане, что вот, мол, есть дураки, которые связывают циклы эпидемий с солнечной активностью. Но она была старше меня, наверное, слышала о Чижевском, возможно, даже читала. И она мне сказала: «Осторожно. В этом что-то есть».

«СП»: — Вы к этим словам отнеслись серьезно?
Доктор медицинских наук, профессор Владимир Ягодинский, один из немногих наших современников, кто лично знал Александра Чижевского. Он живет в Москве. Ему 84 года. Но он ясно помнит, как 38 лет назад впервые встретился с этим незаурядным человеком, и как эта встреча во многом определила его судьбу.

Ягодинский опубликовал более шести десятков книг и монографий, многие из которых посвятил своему учителю. Он является основателем и директором Международного института космотворчества, главная цель которого — изучение научного и художественного наследия А.Л.Чижевского.

Некоторыми своими воспоминаниями Виктор Ягодинский поделился с корреспондентом «СП»:

— Чтобы было понятно, почему нас с Чижевским судьба свела, расскажу немного о себе. Я 1928 года рождения. Окончил единственную в мире военно-морскую медицинскую академию в Ленинграде (тогда). Двадцать пять лет служил на кораблях и в частях ВМФ. В начале 60-х меня с санитарно-эпидемическим подвижным отрядом направили в город Советская Гавань (это на Дальнем Востоке, немного выше Сахалина). И занимался я там клещевым энцефалитом. Для населения Дальнего Востока, Сибири, да и ряда районов европейской части клещевой энцефалит представляет большую угрозу. Примерно в половине случаев он приводит, если не к смерти, то к тяжелому параличу. Я как раз работал над кандидатской диссертацией, которая называлась «Эпидемиологические особенности клещевого энцефалита в Северном Приморье». И вот однажды — это было уже в 62-м году — мне пришлось ехать по делам в Ленинград, по дороге в поезде я купил журнал «Наука и Жизнь». Этот журнал тогда возглавляла дочь Никиты Хрущева — Рада. Возможно, благодаря ей, возможно, потому что в стране на тот момент была «оттепель», но именно там впервые в позднее советское время появилось имя Чижевского. Правда, то, что я там прочитал, меня возмутило: а написано там было, что Солнце влияет на инфекции, даже на чуму, что вспышки болезней и эпидемии якобы зависят от солнечной активности. По приезде в Ленинград я вылил свое недовольство в разговоре с одной женщиной, доктором наук, которая, как и я занималась цикличностью (фактически моя диссертация ставила вопрос: почему мы в один год имеем всплеск болезни, в другой – нет). Высказался в том плане, что вот, мол, есть дураки, которые связывают циклы эпидемий с солнечной активностью. Но она была старше меня, наверное, слышала о Чижевском, возможно, даже читала. И она мне сказала: «Осторожно. В этом что-то есть».

Читать интервью полностью: http://svpressa.ru/society/article/53026/

А также читайте:  «Враг под маской ученого»

Источник: https://www.liveinternet.ru/users/aleksyri/post352791230/

****************************************************

Земное эхо солнечных бурь

Чижевский А.Л.

Книга бесплатно: zemnoye_ekho — 340 стр. в pdf

*

10 — А.Л. Чижевский. «Земля в объятиях солнца» (статья, 5 стр. в pdf)

**************************************************

Нашему самоотверженному Гению — Поклон! Ом

**************************************************

P.S. 2021 год — год повышенной солнечной активности.

Солнечная активность вызывает магнитные бури. Влияет на психическую составляющую коллективного бессознательного: межличностное и социальное напряжение, конфликты, революции.

Самообладания всем! Держите себя в руках! Удачи!

Н.А.Ш.